Везде
Economics of poverty or poverty of economics? (Polemical reflections about the scientific contribution of the Nobel prize laureate’s economy for 2019)
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Economics of poverty or poverty of economics? (Polemical reflections about the scientific contribution of the Nobel prize laureate’s economy for 2019)
Annotation
PII
S086904990010075-4-1
DOI
10.31857/S086904990010075-4
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Nureev Rustem 
Occupation: Financial University under the Government of the Russian Federation scientific supervisor of the Department of Economics – Higher School of Economics
Affiliation:
The Department of economic theory, Financial University under the Government of the Russian Federation
national research University “Higher school ekonomiki
Address: Russian Federation, Moscow
Yuri Latov
Occupation: Leading researcher Institute of sociology FNESC Academy of Sciences; Director, Center for institutional studies, Financial University under the Government of the Russian Federation
Affiliation:
Institute of sociology of the Russian Academy of Sciences
Center for institutional research of the Financial University under the Government of the Russian Federation
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 3
Pages
139-154
Abstract

The evolution of economic concepts of combating poverty in catch-up countries starting from G. Myrdal in the 1960s is analyzed. and ending with the laureates of the prize to them. A. Nobel in Economics for 2019 – A. Banerji, E. Duflo and M. Kremer. The works of these Nobel laureates devoted to the search for new methods to increase the effectiveness of the fight against poverty consciously focus on questions not of theory but of practice, introducing experimental methods into the development economy. New Nobel laureates prove that the means to combat poverty must be sought together with the recipients of this assistance, creating effective incentives for them. The article proves that the conclusions of the “trinity&8j1; of Nobel laureates are actually difficult to call revolutionary, since they develop the ideas of previous theorists (G. Myrdal, A. Sen, A. Deaton) and practitioners (M. Yunus, H. de Soto) development economies that were back in the 1960-1980s came to the conclusion that in order to effectively help the poor in the “third world&8j1; it is necessary to combine macroeconomic measures with micro- and meso-economic approaches that take into account regional institutional specifics. A critical look at the achievements of the experimental development economy leads to the conclusion that the desire of the new Nobel laureates to “leave&8j1; the theory actually leads to a decrease in the effectiveness of their approaches

Keywords
Catch-up development, poverty, poverty reduction methods, development economics, experimental economic theory
Received
24.06.2020
Date of publication
29.06.2020
Number of purchasers
36
Views
2249
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf
1 В “раздачеˮ Нобелевской премии по экономике в последние годы прослеживается почти маятниковая закономерность – награды неоклассикам за новые методы экономико-математического анализа чередуются с премиями экономистам институциональных направлений за анализ “не совсемˮ рациональных “правил игрыˮ в хозяйственной жизни. Зная эту закономерность, заранее можно было предсказать, что в минувшем году премируют экономистов, близких к институциональному направлению. И этот прогноз подтвердился: Нобелевскую премию по экономике 2019 г. вручили Э. Дюфло, А. Банерджи и М. Кремеру “за экспериментальный подход к искоренению глобальной бедностиˮ.
2 Однако выбор Шведской королевской академии наук оказался в некоторых аспектах неожиданным, поскольку награжденная “троицаˮ вызывает у значительной части современных экономистов неоднозначные оценки. С одной стороны, пишут, что они совершили настоящую революцию, став основоположниками “доказательной экономики развитияˮ [Ениколопов 2020]. С другой стороны, несмотря на гипервысокую практическую актуальность научных работ награжденных экономистов, их трудно назвать выдающимися теоретиками. В самых первых строчках пресс-релиза о награждении четко указано, что “троицуˮ награждают вовсе не за новые теории: “Всего за два десятилетия их новый экспериментальный подход (курсив наш. – Р.Н., Ю.Л.) изменил экономику развития, которая сейчас является процветающей областью исследованийˮ (https://www.nobelprize.org/uploads/2019/10/press-economicsciences2019.pdf). Заслуживают ли исследования, направленные на решение практических проблем, премии за научные заслуги?
3 Чтобы оценить решение Шведской королевской академии наук, необходимо поместить работы “троицыˮ лауреатов в общий контекст эволюции экономической теории развития с 1950-х гг. до наших дней. В отечественной литературе появилось уже много публикаций о нобелевских лауреатах 2019 г. (см., например, [Воробьев, Кравченко, Майборода 2019; Ениколопов 2020; Воронов 2020]), но им не хватает понимания общих закономерностей эволюции экономики развития (Development Economics), из-за чего оценки достижений “троицыˮ лауреатов приобретают несколько апологетический характер. Плечи великанов Как известно (см. например, [Нуреев 2020]), Development Economics в своем развитии следовала за общими трендами развития мировой экономической науки, последовательно проходя стадии доминирования сначала кейнсианства (1950–1970-е гг.), потом неоклассических идей (1970–1990-е гг.), а в последние десятилетия – экспансии институционализма. Практические действия эволюционировали гораздо медленнее. Конечно, надежды 1950х гг. на стремительный “взлетˮ в результате “большого финансового толчкаˮ давно канули в Лету, но по-прежнему наиболее важной проблемой догоняющего развития считается стимулирование экономического роста.
4 Лауреат премии по экономике им. А. Нобеля за 1974 г., шведский экономист-институционалист Г. Мюрдаль, полвека назад стал одним из первых, кто в центр исследований “третьего мираˮ поставил проблемы не роста, а развития, понимаемого как институциональные преобразования, направленные против застойной бедности. Эти идеи отражены в его знаменитой монографии “Азиатская драма. Исследование бедности народовˮ [Myrdal 1968].
5 Сам подзаголовок книги Мюрдаля свидетельствовал о полемике с последователями А. Смита, в центре внимания которого было исследование причин “богатства народовˮ. Шведский же институционалист подчеркивал противоположность предмета исследования ученых, занимающихся проблемами стран “третьего мираˮ, и классиков/неоклассиков, изучавших экономику развитых стран, давно вставших на путь капиталистического развития. Поэтому когда западные экономисты пытались рецепты послевоенного подъема западноевропейских стран использовать для “взлетаˮ слаборазвитых стран, то результаты получались гораздо менее позитивные.
6 Главная причина слаборазвитости, по Мюрдалю, заключается не в недостатке капитала, а в недоиспользовании трудовых ресурсов, поскольку на Востоке люди, не заинтересованные в своем труде, работают плохо и мало. И в этом, как он полагал, повинна, прежде всего система традиционных “азиатских ценностейˮ. Поэтому главную проблему Мюрдаль видел не в поиске источников капитальных инвестиций, а в обеспечении бедного населения продовольствием и в создании у него стимулов к более производительному труду. Национальное экономическое развитие при этом понималось им не просто как рост среднедушевого национального дохода, но в первую очередь как повышение степени удовлетворения основных потребностей всех членов общества.
7 Можно сказать, что в идеях Мюрдаля, как растение в зерне, заключены уже почти все “революционныеˮ идеи “троицыˮ прошлогодних нобелевских лауреатов. Именно он подчеркнул приоритетность борьбы с бедностью. Он же четко указал и на необходимость учета региональной специфики (“азиатских ценностейˮ). Впрочем, один явный минус у Мюрдаля был: он оставался в изучении жизни бедняков “третьего мираˮ сугубым теоретиком, изучавшим их в значительной степени дистанционно и без обратной связи.
8 Следующий существенный шаг в становление современного научного дискурса сделал А. Сен, лауреат премии им. А. Нобеля в 1998 г. “за вклад в экономическую теорию благосостоянияˮ. С темой борьбы с бедностью наиболее тесно связана разработанная Сеном “политическая экономия голодаˮ, изложенная в книге “Бедность и голодˮ [Sen 1981].
9 Оригинальная идея индийского экономиста заключалась в том, что массовое недоедание в “третьем миреˮ вовсе не обязательно связано с нехваткой продуктов питания. Яркий пример, который Сен лично наблюдал в десятилетнем возрасте, – катастрофический голод в Бенгалии в 1943 г. В этом регионе Индии умер примерно каждый десятый, в то время как британская колониальная администрация, озабоченная продуктоснабжением осажденной немцами метрополии и войной с японцами, почти не обращала внимание на вымирание “туземцевˮ. По мнению Сена, голодовки, хотя и часто связаны с банальными неурожаями, их более глубокой причиной оказывается несовершенство инфраструктуры в развивающихся странах. При плохих транспортных коммуникациях, отсутствии обратной связи между центральным правительством и бедными крестьянами, неурожай, который не трудно “погаситьˮ своевременным импортом продуктов и целенаправленными мерами социальной политики, превращается в катастрофу. Сен доказывал (правда, с опорой скорее на теоретическую логику, чем на живую эмпирику), что политическая демократия (в частности, независимые СМИ и другие организации гражданского общества) способна вынудить правительство принять своевременные эффективные шаги по предотвращению голода.
10 Другая очень продуктивная идея Сена, которая эхом отзовется в работах “троицыˮ нобелевских лауреатов 2019 г., – акцентирование внимания на самостоятельном выборе людей в странах догоняющего развития. Мюрдаль хотя и яростно критиковал существующие программы внешней помощи бедным странам, но отнюдь не отвергал саму идею внешнего “прогрессорстваˮ. Сен же четко указывал, что выбор пути развития должен осуществляться в первую очередь самими жителями отставших стран: свобода – не только цель, но и основное средство догоняющего развития (“уровень развития непосредственно зависит от свободной деятельности членов обществаˮ [Сен 2004, с. 22]). Уверенность в себе, самоуважение, ощущение себя ответственным субъектом, а не пассивным получателем советов и/или помощи – неотъемлемая предпосылка становления модернизированной личности.
11 Хотя Сен на личном опыте был знаком с реалиями стран “третьего мираˮ гораздо лучше Мюрдаля, но с точки зрения непосредственных контактов с объектами своих исследований они оба были “страшно далеки от народаˮ. Однако в 1980-е гг. в изучении и решении проблем экономики развития наметился качественный перелом: начался демонтаж “четвертой стеныˮ, ранее разделяющей исследователей и объекты их изучения. Прежде экономисты, как зрители в театре, лишь наблюдали со стороны “азиатскую драмуˮ, пытаясь догадаться, чем руководствуются ее персонажи. На новом этапе “зрителиˮ, как в постмодернистском спектакле, начали сами выходить на сцену и лично проверять, кем и как “продуман распорядок действийˮ.
12 Этот процесс связан в первую очередь с двумя выдающимися экономистами, практическое значение деятельности которых вряд ли ниже, чем у “тройкиˮ прошлогодних нобелевских лауреатов. В 1983 г. М. Юнус в Бангладеш открыл свой знаменитый Грамин-банк. В том же году на другом конце планеты, в Перу, Э. де Сото начал проводить эксперименты по изучению бюрократических процедур официальной регистрации мелкого бизнеса.
13 Как известно, в афро-азиатских странах дискриминация женщин всегда была типичным явлением: замужние женщины не могли получать кредит без разрешения мужа. Беднякам вообще трудно получать кредит, поскольку нормальным банкам неудобно работать с мелкими заемщиками. Грамин-банк в нищей Бангладеш смело нарушил обе традиции. Он стал не просто специализироваться на микрокредитовании (как правило, не более 100 долл.), но его основными клиентами (более 90%) стали именно женщины – наиболее угнетенная часть беднейшего сельского населения. Эксперимент Юнуса неожиданно обернулся доходным бизнесом (бедняки на удивление аккуратно возвращали кредиты) с очень высокой социальной эффективностью. Начав в 1970-е гг. с жителей одной деревни, в 2000-е гг. Юнус обслуживал уже около 7 млн человек (примерно 4% всего населения страны) [Юнус, Жоли 2010].
14 Если Юнус на проблему микрофинансирования “наткнулсяˮ без предварительных теоретических соображений, то эксперименты де Сото демонстрируют изрядную теоретическую подготовленность перуанского экономиста. Из его главной книги “Иной путьˮ (1986) видно, что автор сознательно искал подтверждения своим неоинституциональным взглядам. Руководимый де Сото Институт свободы и демократии провел ряд экономических экспериментов для выяснения “цены законностиˮ – тех затрат, которые вынуждены нести лица, желающие заняться мелким легальным бизнесом [де Сото 2008, с. 138–157]. Оказалось, например, что для регистрации скромного бизнеса по пошиву одежды нужно затратить 289 дней и сумму, равную 32 минимальным месячным зарплатам. В последующие десятилетия де Сото инициировал аналогичные эксперименты в других странах “третьего мираˮ и убедился, что подобные ситуации типичны. Такая бюрократическая система отсекает людей с невысокими доходами от участия в легальной хозяйственной деятельности, выталкивая их в неформальный сектор. Как и микробанкинг Юнуса, эксперименты де Сото и проведенные на их основе реформы вызвали очень сильный международный резонанс, став объектом институционального импорта во многих странах догоняющего развития.
15 Если Юнус и де Сото – экономисты-практики, то среди экономистов-теоретиков непосредственным предшественником “троицыˮ лауреатов 2019 г. правомерно считать англо-американского экономиста А. Дитон, получившего в 2015 г. премию им. А. Нобеля по экономике “за анализ потребления, бедности и благосостоянияˮ.
16 Российским экономистам он известен в первую очередь “Великим побегомˮ (2013 г.) – фундаментальным исследованием глобальных тенденций роста благосостояния. В ней отмечалось, что за последние 250 лет человечество совершило мощный рывок в развитии здравоохранения и в повышении благосостояния, что находит выражение прежде всего в удлинении ожидаемой продолжительности жизни [Дитон 2016, c. 129]. Гораздо менее в нашей стране известны его работы, посвященные потребительскому поведению домохозяйств в странах “третьего мираˮ, – например, изданная под его редакцией книга “Данные и догма: жаркие споры вокруг индийской бедностиˮ [Deaton 2005]). Между тем основоположником “доказательной экономики развитияˮ, когда теоретические обобщения строго опираются на сбор частных фактов, можно считать не столько “троицуˮ прошлогодних нобелевских лауреатов, сколько Дитона. Именно он начал еще в 1990-е гг. активно применять анализ результатов прямого наблюдения за экономическим поведением бедных.
17 Продолжая начатое Сеном исследование социальных причин хронического недоедания бедных, Дитон стал изучать, насколько эффективно используются средства, расходуемые на питание различными категориями населения. В статье [Subramanian, Deaton 1996] использовались данные проведенного в 1983 г. исследования в индийском штате Махараштра, где в выборку вошло по 10 семей из 563 деревень, потребительское поведение которых отслеживали в течение 30 дней. Исследователи пришли к неожиданному выводу: расходы на приобретение калорий, необходимых для дневной трудовой активности, составляют менее 5% дневной заработной платы. Такой вывод оказался в разительном противоречии с доминирующими представлениями, будто бедняки недоедают из-за низкой заработной платы. На самом же деле индийские бедняки голодали не потому, что плохо работали, а наоборот, плохо работали, потому что недоедали, тратя заработанные гроши в значительной степени на малокалорийные продукты и на непродовольственное (в том числе престижное) потребление. Мнение Сена, что недоедание в “третьем миреˮ чаще всего связано не с недопроизводством продуктов, а со снижающими рациональность работников институциональными особенностями, получило тем самым эмпирическое подтверждение.
18 Стоящие на плечах Сопоставление нобелевских лауреатов 2019 г. с их предшественниками демонстрирует, таким образом, что в применении экспериментальных методов в экономической теории развития они являются не “революционерамиˮ, а скорее (если вспомнить вынесенный в эпиграф афоризм) теми карликами, которые видят лучше всех, поскольку стоят на плечах гигантов. Действительно, ведь практически все идеи, которые высказывали в 2000–2010-е гг. Банерджи, Дюфло и Кремер, ранее уже звучали. Применяемые этими лауреатами методы экспериментальной проверки, как будет показано далее, существенно отличаются от методов их предшественников, но сам сдвиг от дедуктивных методов (когда под теорию ищется эмпирика) к индуктивным (когда из экспериментальной эмпирики выводится обобщение) начался тоже до них.
19 Очень похоже, что “троицеˮ в определенной степени повезло находиться в правильное время в правильном месте. Один из глобальных трендов развития современной экономической науки – ее сближение с социологией, для которой обязательна опора на данные экспериментов и мониторинговых обследований. Другой тренд – усиление внимания к развитию отстающих стран. На пересечении этих трендов и формируется экспериментальная (“доказательнаяˮ) экономика развития, идеи которой “носятся в воздухеˮ с 1980-х гг., так что настало время кого-то за это отметить. Юнуса уже не наградишь (после полученной им в 2006 г. Нобелевской премии мира вторая нобелевская премия была бы перебором), де Сото пишет свои интеллектуальные бестселлеры слишком популярно, а Банерджи, Дюфло и Кремер – хотя и не глубокие теоретики, но вполне академические ученые. Вот на них и пал выбор.
20 На присуждение премии им. А. Нобеля “троицеˮ экспериментаторов также повлияла, видимо, полемика о действенности финансовой помощи богатых стран бедным. Такая полемика идет с самого начала формирования этого института, но в последние годы правомерность программ помощи Всемирного банка и иных организаций стала критиковаться особенно сильно, причем с разных позиций.
21 Либеральную критику олицетворяет выдающийся американский экономист У. Истерли, сам долго проработавший во Всемирном банке. Он доказывает, например, в книге “В поисках роста. Приключения и злоключения экономистов в тропикахˮ (2001 г.), что в системе международной финансовой помощи действует сильнейший “эффект дырявого ведраˮ. В частности, располагая данными по 88 странам за 1950–1995 гг., Истерли ставит проблему: “Чтобы можно было серьезно говорить о взаимосвязи объемов помощи и инвестиций, это зависимость должна отвечать как минимум двум критериям. Во-первых, должна существовать положительная статистически значимая связь между предоставлением помощи и объемом инвестиций. Во-вторых, помощь должна переходить в инвестиции как минимум в соотношении один к одномуˮ [Истерли 2006, с. 55]. Однако первый критерий соблюдается только в 17 странах из 88, а из этих 17 только 6 отвечают второму критерию. Получается, что в подавляющем большинстве получающих помощь стран “третьего мираˮ она либо слабо, либо вообще никак не влияет на их экономический рост. Критика программ финансовой помощи звучит и слева. Уместно вспомнить бестселлер Д. Перкинса “Исповедь экономического убийцыˮ (2004 г.), где рассказывается, как западные экономические советники подталкивали политиков “третьего мираˮ залезать в “долговую петлюˮ [Перкинс 2012]. Хотя среди специалистов такие криптологические заявления, мягко говоря, не котируются, у широкой публики росло убеждение, что нет дыма без огня.
22 На фоне этой критики работы “тройкиˮ нобелевских лауреатов становились действенной защитой программ финансовой помощи. Они доказывали, что эти программы надо не отменять, а качественно менять – дробить на мелкие региональные проекты, посвященные решению конкретных вопросов, и внедрять, ориентируясь на сигналы обратной связи. Подчеркнутое отсутствие у них общей теории в таком контексте оказывается даже достоинством (критикам программ внешней финансовой помощи труднее критиковать их теоретическую базу в силу отсутствия таковой).
23 Наиболее яркой личностью среди всех троих является, конечно, Э. Дюфло – самый молодой лауреат Нобелевской премии по экономике (родилась в 1972 г. в Париже). Ее биография хорошо демонстрирует, что в современном мире женщине, чтобы преуспеть в мужской профессии, надо мужчин превосходить. В 1994 г. она поехала учиться в Массачусетский технологический институт (MIT), где выбрала курс по экономике развития профессора А. Банерджи, который стал сначала ее научным руководителем, потом коллегой, потом отцом ее ребенка, а в 2015 г. и мужем. О высоких способностях Дюфло свидетельствует то, что в MIT для нее было сделано уникальное исключение: обычно этот престижнейший вуз не оставляет на работу своих выпускников, однако Дюфло оказалась первым выпускником, для которого этот принцип нарушили, оставив ее после защиты докторской диссертации в 1999 г. работать в MIT.
24 О сфере интересов Дюфло можно судить по ее докторской диссертации, в которой рассматривалось влияние широкомасштабной программы подъема школьного образования на повышение уровня человеческого капитала в Индонезии 1970-х гг. [Duflo 1999]. Она отмечала, что результативность этой программы не следует переоценивать. Сравнение когорт детей, охваченных новой школьной программой, с теми, которые не смогли ею воспользоваться, приводит к выводу, что осуществление программы привело к увеличению заработной платы каждого получившего лучшее образование индонезийца в среднем лишь на 3,8%. Столь мизерный результат демонстрирует типичную проблему стран догоняющего развития (включая Россию): даже если правительство интенсивно инвестирует в образование, “образовательная рентаˮ слишком невелика, чтобы существенно стимулировать работников.
25 Биография самого старшего нобелевского лауреата 2019 г., А.В. Банерджи, напоминает жизненную траекторию его старшего соплеменника Сена: родился в Индии в 1961 г., после получения высшего образования в Калькутте продолжил учение на Западе (в Гарварде), затем получил американское гражданство и должность профессора в MIT. То, что уже второй индиец (пусть с американским паспортом) становится лауреатом Нобелевской премии по экономике, – само по себе проявление роста актуальности экономики развития: хотя Индия – далеко не самая бедная из государств “третьего мираˮ, но и из нее высокообразованные специалисты активно уезжают в развитые страны.
26 Круг интересов и исследовательских методов Банерджи можно представить по его интересной статье о современных последствиях британских земельных реформ в колониальной Индии [Банерджи, Айер 2018]. Фактически он продолжил данный К. Марксом в 1853 г. анализ колониальных “аграрных революцийˮ [Маркс 1957, с. 221–222] и в целом “будущих результатов британского владычества в Индииˮ. В начале XIX в. колониальная британская администрация в этой стране заменяла традиционную для Азии “многослойнуюˮ систему прав собственности на землю в одних местах на квазифеодальную систему заминдари (“карикатуру на английское крупное землевладениеˮ), просуществовавшую до середины ХХ в., а в других – на квазифермерскую систему райятвари (“карикатуру на французскую систему крестьянской собственностиˮ), которая с середины ХХ в. стала в Индии универсальным институтом. Как указано в статье А. Банерджи и Л. Айер, в современной Индии наблюдаются существенные институциональные различия экспомещичьих и непомещичьих регионов. Там, где крестьяне раньше начали привыкать к “фермерскойˮ частной собственности, в конце ХХ в. оказались выше и сельскохозяйственная продуктивность, и обеспеченность общественными благами (дорогами, электричеством и др.). Важный вывод о высоком значении институциональной path dependency оказался получен в результате своеобразного естественного эксперимента, невольно организованного историей, поскольку в Индии экспомещичьи и непомещичьи округа часто соседствовали.
27 Хотя Банерджи кажется “скрытымˮ фигурой своей жены, но, видимо, именно он играет роль “мозгового центраˮ, будучи вместе с Э. Дюфло соруководителем Poverty Action Lab, организующей полевые эксперименты в странах “третьего мираˮ. Их совместные исследования суммированы в совместной монографии “Экономика бедных: радикальное переосмысление пути борьбы с глобальной бедностьюˮ [Banerjee, Duflo 2011]. Она демонстрирует как богатую эмпирическую базу исследований, так и, к сожалению, гораздо менее фундаментальную теоретическую базу.
28 Третьему нобелевскому лауреату в СМИ уделяют меньше внимания, чем Дюфло и Банерджи. В биографии гарвардского профессора М. Кремера на самом деле меньше ярких событий: родился в 1964 г. в Нью-Йорке в семье еврейских иммигрантов из Европы, после получения степени доктора экономических наук в Гарварде работал в MIT и в Чикагском университете. Между тем за “неприметностьюˮ Кремера скрывается то, что хотя полевые эксперименты в бедных странах в последние десятилетия организовывали Дюфло и Банерджи, но вообще-то проводить их раньше начал именно Кремер. В пресс-релизе о награждении премией им. А. Нобеля его справедливо поставили на первое место, указав, что еще “в середине 1990-х Майкл Кремер и его коллеги продемонстрировали, насколько действенным может быть этот (экспериментальный. – Р.Н., Ю.Л.) подход, используя полевые эксперименты для проверки ряда методов воздействия, которые могли улучшить результаты школьного обучения в западной Кенииˮ ( >>>> ).
29 Кремер интересен также тем, что, в отличие от двух своих более популярных коллег, совсем не чурается теоретических обобщений. В частности, еще в 1990-е гг. он сформулировал интересную “теорию уплотнительных колецˮ [Kremer 1993], согласно которой происходит выравнивание квалификации работников, производящих многокомпонентный продукт, иначе брак в самой простой детали обнулит весь результат1. Данная теория, в частности, доказывает, что модернизация производства в отстающих странах, чтобы стать успешной, обязательно должна принимать комплексный характер, в противном случае высококвалифицированные специалисты из этих стран не будут находить применения.
1. Именно это произошло при катастрофе американского космического корабля “Челленджерˮ в 1986 г. из-за недоработок при производстве грошовых уплотнительных колец.
30 “Сантехникаˮ вместо “физикиˮ “Новыеˮ методы анализа, за которые собственно и дали нобелевскую премию, отражают явное разочарование специалистов по экономике развития в действенности экономико-математического моделирования и даже в теории вообще. Дюфло изложила эту методологическую позицию в статье с провокационным названием “Экономист как водопроводчикˮ [Duflo 2017]. Экономист, изучающий бедность в отстающих странах, по ее мнению, “ближе к сантехнику, чем к физику, который стремится раскрыть главные законы мираˮ. Это значит, что “пора перестать рассматривать бедность как большую проблему с большими решениями. Если потребовать от сантехника починить весь дом, у него ничего не получится. Но если он разберется с протечками, а с крышей все в порядке, уже можно к чему-то прийтиˮ. Такая позиция напоминает популярную в России “теорию малых делˮ: если непонятно, как спасти страну, то надо в меру сил стараться улучшить жизнь хотя бы отдельных людей.
31 Для получения строго достоверных ответов на свои “маленькиеˮ конкретные вопросы экономисты используют рандомизированный подход, который пришел в экономику развития из медицины. Ведь как проверяют действенность новых лекарств? Берут две группы больных, одних лечат традиционным способом, на других апробируют новый метод лечения, и если в экспериментальной группе выздоравливают лучше, чем в контрольной, то новый метод признается действенным. Аналогично стали работать и экономисты, сравнивая результаты контрольной выборки (деревню или группу деревень) с выборкой (другой деревней или их группой), в которой проходит эксперимент.
32 В центре оказывается исследование эффективности той помощи, которую получают развивающиеся страны и которая слишком часто малоэффективна. Экономисты отказываются от макроанализа и сосредотачиваются на микро- и мезоуровне, чтобы выяснить, какие именно факторы влияют на сравнительную эффективность программ помощи домохозяйствам в тех или иных бедных сельских районах. Крамер начинал в 1990-х гг. с единичных рандомизированных контролируемых испытаний, а в 2000–2010-е гг. Poverty Action Lab, руководимая Э. Дюфло и А. Банерджи, провела уже более 800 полевых исследований. Изложим для понимания “революционностиˮ новых методов пару наиболее известных практических экспериментов новых нобелевских лауреатов.
33 В статье “Кино, маржа и маркетинг: поощрение внедрения обогащенной железом солиˮ рассматривается конкретный пример борьбы с анемией [Banerjee, Barnhardt, Duflo 2015]. Речь идет о борьбе с малокровием, ведущем к постоянной общей слабости, одной из основных причин очень широкого распространения которой является дефицит железа в организме. Эксперимент был поставлен в штате Бихар на севере Индии, где треть жителей живет за чертой бедности. В 200 деревнях из случайно выбранных 400 владельцам местных магазинов предложили пустить в продажу обогащенную железом соль Tata plus. Чтобы стимулировать потребление крестьянами незнакомого продукта, организаторы эксперимента в одних деревнях организовывали показ рекламно-развлекательного фильма, а в других стимулировали владельцев сельских магазинов высокими скидками на поставку соли с железом. Оказалось, что наибольшее воздействие оказал фильм: там, где его показывали, потребление нового вида соли выросло на 5,5 процентных пункта. Большим успехом это конечно, назвать трудно, но ведь на то они и “малые делаˮ…
34 Некоторые другие эксперименты по ликвидации бедности оказывались еще менее успешными. Неудачей, в частности, окончилась попытка объединения медицинского страхования с получившим уже широкое распространение микрофинансированием. В ряде статей [Banerjee, Duflo, Hornbeck 2014; Duflo, Banerjee, Hornbeck 2014] анализируется неудачный опыт действующей в той же Индии компании SKS Microfinance, которая в 2006–2007 гг. решила сделать условием продления микрофинансирования покупку дешевой медицинской страховки. Организаторы эксперимента произвольно выбрали 101 деревню, где стали предлагать страховку получателям микрокредитов, а другие 100 стали контрольной группой. Увы, такой микробанкинг с нагрузкой потерпел неудачу: очень многие заемщики не могли решить заранее, потребуется ли им в будущем медицинская страховка, поскольку уверенно предсказать можно было только обращение к врачам женщин по беременности. Требование покупки страховки привело к снижению возобновления микрокредита на 31% в экспериментальных группах по сравнению с контрольными, где страховой полис в нагрузку не предлагался. Получается, что микробанкинг хотя и делает бедняков микропредпринимателями, но мало помогает им выбиться из бедности и модернизироваться. Результат пессимистичный, но ведь и отрицательный результат тоже важен, особенно если он достоверен2.
2. Впрочем, доказательность рандомизированных исследований нобелевских лауреатов сама по себе является методологической проблемой, вызывающей полемику (см., например, [Воробьев, Кравченко, Майборода 2019]).
35 Это сладкое слово — свобода… В методике новых нобелевских лауреатов есть еще один важный аспект: следуя за идеями Сена о самоценности свободы, они доказывают, что средства борьбы с бедностью нужно искать совместно с получателями помощи. “Бедные, – считает Дюфло, – должны взять на себя ответственность за свою жизньˮ [Duflo 2012], что позволит резко повысить эффективность борьбы с бедностью. Такая позиция, конечно, напоминает шутку, что советы по самосовершенствованию – это когда человек из Беверли-Хиллз рекомендует человеку из Гарлема выйти из зоны комфорта. Но здесь есть рациональное зерно.
36 В основе традиционных преставлений о помощи бедным, полагает Дюфло, лежат ложные идеи патернализма: “С самого начала патернализм… предлагался в качестве замены (и альтернативы) индивидуальной ответственности и свободы, коллективной (классовой или иной) солидарности и вмешательства правительства. Оно было основано на взглядах на бедных, которые часто являлись откровенно унизительными, даже когда наблюдалось искреннее желание помочь имˮ. На самом деле благотворительность (и вообще программы помощи, которые не требуют, чтобы бедные вносили свой вклад) “не только морально предосудительна, потому что она отнимает свободу (выбора. – Р.Н., Ю.Л.), но, кроме того, сам акт отчуждения этой свободы также заманивает бедных в бедностьˮ [Duflo 2012]. В этой позиции легко узнается критика “неразборчивой благотворительностиˮ, данная еще К. Поланьи в “Великой трансформацииˮ (1944 г.) в связи с анализом негативных последствий британского закона Спинхемленда (1795 г.).
37 Важный элемент объяснения полученных во время экспериментов результатов – предложенное Дюфло понятие “ловушки бедностиˮ. Если человек живет в хронической бедности, если ему ничего не удается, то “предвкушение вероятного провала может привести человека к рациональному решению сдержать свои усилия, избежать инвестиций и, таким образом, достичь еще меньшего, чем он мог бы достичь в противном случаеˮ [Duflo 2012]. Открытием эти наблюдения Дюфло, конечно, не назовешь, поскольку здесь слышны отголоски идей, введенных в широкий научный оборот еще британским антропологом Дж. Скоттом. В своей монографии “Моральная экономика крестьянстваˮ (1976 г.) он объяснял мнимую иррациональность азиатских крестьян “этикой выживанияˮ, выработанной многовековым опытом бедности: когда крестьянское хозяйство постоянно балансирует на грани голода, то стремление максимизировать доход вытесняется желанием минимизировать риск [Scott 1976].
38 Дюфло фактически развивает выводы Скотта, подчеркивая, что минимизирующая риски пассивность делает негативные ожидания самосбывающимися, еще более вероятными. Чем больше негатива в жизни человека, тем сильнее он склонен к мрачным ожиданиям относительно своего будущего. Так возникает порочный круг, выйти из которого довольно сложно. Поэтому Дюфло считает, что “в развивающихся странах психическому здоровью должно уделяться больше внимания, чем сейчасˮ [Duflo 2012]. Понятно, что визит к психоаналитику бедняку не поможет. Ему надо дать надежду, которая подействует как мощный стимул, в то время как безнадежность тормозит улучшение жизненных условий. Конечно, для психологов то, что “открываетˮ Дюфло, относится едва ли не к азам. В анализе детской психологии, например, специально обращается внимание на то, что причиной плохого поведения детей часто становится мотивация избегания неудач. Поскольку отдельный индивид в своем личном развитии во многом повторяет развитие социума, не удивительно, что поведение взрослых людей в отсталых обществах кажется “детскимˮ, с точки зрения людей из развитых обществ.
39 Очень важно, что новые нобелевские лауреаты не ограничиваются общими рассуждениями о том, что “прогрессорыˮ должны вовлекать самих бедных в борьбу с бедностью, а разрушают сложившиеся стереотипы о бедных “третьего мираˮ, детализируя те “азиатские ценностиˮ, о необходимости учета которых Мюрдаль писал более полувека назад. Нобелевские лауреаты 2019 г., в частности, справедливо отмечают, что рациональность бедных в “третьем миреˮ заметно отличается от привычных представлений на Западе. Даже в условиях нищеты бедные отдают предпочтение расходам, которые делают их жизнь более престижной, менее “скучнойˮ. В частности, они тратят скудные средства не столько на высококалорийное питание, сколько на мобильные телефоны, участие в культурных мероприятиях (в календаре Республики Индия около 50 одних только общенациональных праздников), на приобретение малоценной, но более “вкуснойˮ пищи. Нерациональность проявляется и в том, что они часто покупают дорогостоящие и малоэффективные лекарства вместо регулярной профилактики болезней (что очень знакомо, увы, и россиянам). Поэтому “троицаˮ лауреатов не устает повторять, что необходимо использовать дополнительные стимулы для преодоления ложных культурных стереотипов (например, предоставлять бесплатное питание в качестве награды за прохождение последовательных этапов вакцинации).
40 Экономика в пользу бедных? В пресс-релизе о присуждении премии им. А. Нобеля за 2019 г. утверждается, что “результаты исследований лауреатов и исследователей, следующих по их стопам, значительно улучшили нашу способность бороться на практике с бедностью. Как прямой результат одного из их исследований, более 5 млн индийских детей получили пользу от эффективных программ коррекционного обучения в школахˮ (https://www.nobelprize.org/uploads/ 2019/10/press-economicsciences2019.pdf).
41 Формулировки нобелевского пресс-релиза создают ощущение, что “нам карта побед врученаˮ. Действительно, в последние десятилетия в мире достигнут существенный прогресс в снижении бедности: в 1981–2008 гг. общая численность людей, живущих за чертой бедности (1 долл. в день с учетом ППС), сократилась вдвое [Дитон 2016, с. 63]. Но насколько стабилен этот вектор успеха? И в какой степени достигнутые успехи можно приписать достижениям экономической теории развития, включая научные труды новейших нобелевских лауреатов? Ведь статистика успехов в борьбе с бедностью показывает, что они географически очень неравномерны. Львиная доля глобального успеха приходится на улучшение положения в КНР, где успехов достигают “не совсемˮ по рецептам экономики развития. Что же касается самого бедного региона планеты, Черной Африки, то здесь количество бедных, наоборот, сильно выросло. Можно согласиться с А. Дитоном, что человечество осуществляет “Великий побегˮ, но следует уточнить, что хотя большинство бежит на свободу, некоторые бегут в обратную сторону. Попробуем теперь критически оценить успехи экономической теории развития в целом и конкретно “доказательной экономики развитияˮ.
42 Прежде всего, надо подчеркнуть, что новые нобелевские лауреаты работают в рамках все той же метапарадигмы “большого толчкаˮ (big push), которая сформировалась в 1950-е гг.: чтобы отстающие начали лучше развиваться, на них должны как-то подействовать извне мудрые “прогрессорыˮ. За полвека существенно изменилось понимание того, кто и как должен “толкатьˮ, но сама необходимость внешнего “прогрессорстваˮ не подвергается сомнению. Новизна – в осознании, что надо ловить обратные сигналы и создавать систему стимулов, чтобы “разбуженныеˮ дальше развивались сами, уже не требуя постоянного “подталкиванияˮ.
43 В соответствии с новым пониманием “толканияˮ крупные национальные проекты, низкая эффективность которых справедливо раскритикована У. Истерли, заменяются множеством мелких локальных реформ, научным обеспечением которых и являются эксперименты новых нобелевских лауреатов. По описанию экспериментов видно, что в роли внешних “прогрессоровˮ в них выступают не непосредственно западные инвесторы, а правительства самих бедных стран “третьего мираˮ.
44 Насколько же результативны эксперименты новых нобелевских лауреатов? Посмотрим критически, например, на исследование, по итогам которого удалось улучшить обучение для более 5 млн детей в Индии. Можно понять восторг Шведской королевской академии наук, ведь все население Швеции составляет чуть больше 10 млн. Но теперь вспомним, что население Индии – более 1,5 млрд человек, из них бедные – примерно две трети. Если, предположим, одно исследование за один год помогает 5 млн детей в этой бедной стране, то за сколько лет удастся помочь всем бедным детям, которых в Индии не менее четверти миллиарда?
45 Теперь попробуем оценить достижения новых нобелевских лауреатов в другой системе критериев – с точки зрения не практических результатов, а научной оригинальности и перспективности. Быть может, новые методы сейчас дают не очень высокую отдачу, но в будущем произойдет ее экспоненциальный рост?
46 Обзор работ нобелевских лауреатов – предшественников “троицыˮ показывает, что используемый ими рандомизированный подход – это, конечно, шаг вперед. Однако вообще-то он – одна из разновидностей сравнительного (компаративистского) анализа, которому не одна тысяча лет.
47 Другое дело, что чаще всего сравнительные исследования построены на изучении результатов естественных экспериментов, когда сравниваются объекты, разнесенные во времени или в пространстве (в ранее упоминавшийся статье Банерджи про сравнение последствий разных колониальных систем землевладения в Индии использовались оба эти приема). Рандомизированный подход относится к разновидности искусственных (сознательно спланированных) экспериментов, которые можно проводить на разных уровнях. Экспериментатор либо искусственно имитирует развитие объекта (скажем, предлагает коллегам сыграть роль мелкого предпринимателя, как у Э. де Сото), либо ставит эксперимент на “живомˮ объекте, внося в него изменения. Имитирующие эксперименты возможны лишь на микро- и мезоуровнях, в то время как эксперименты-реформы возможны в принципе на любых уровнях. Эксперименты на микроуровне начались уже в XIX в., вспомним хотя бы филантропическую деятельность Р.Оуэна или “банки справедливого обменаˮ П.Ж. Прудона. С 1960-х гг. благодаря прежде всего работам В. Смита (лауреата нобелевской премии за 2002 г.) формируется даже экспериментальная экономическая теория как особое направление “economicsˮ [Смит 2008]. Если сам Смит проводил эксперименты в основном кабинетно-имитационного типа, то основоположники искусственных экспериментов в реальном мире на микроуровне в экономической теории развития – это Юнус и особенно де Сото, опередившие новых нобелевских лауреатов на 15–20 лет.
48 Отличие Банерджи, Дюфло и Кремера от их предшественников заключается в использовании контрольной группы (хотя при проведении социально-экономических экспериментов в развитых странах рандомизация объектов проводилась уже в 1960–1970-е гг.). Кроме того, поскольку при рандомизированном подходе рассматриваются изменения не единичных домохозяйств (как в экспериментах Юнуса и де Сото), а больших локальных групп домохозяйств, то эксперименты “тройкиˮ нобелевских лауреатов проводятся скорее на мезоуровне.
49 Ахиллесова пята новых нобелевских лауреатов – слабая связь между экспериментами и их теоретическим обоснованием. Дюфло заявляла, что она сознательно отказывается от анализа “больших проблем с большими решениямиˮ, но в ее позиции легко заметить много уязвимых мест и вообще попытку выдать нужду за добродетель.
50 Зададимся вопросом: на основе каких соображений выбираются те методы воздействия, эффективность которых затем проверяется в ходе экспериментов? Ведь, например, внедрять потребление обогащенной железом соли можно не только при помощи рекламных кинороликов или ценовых скидок, но и “шершавым языком плакатаˮ, радиопередачами, введением штрафов за отказ от потребления, административными приказами (в стиле, скажем, “не купивший рекомендованную правительством соль объявляется врагом народа Республики Индияˮ) и т.п. Возникает впечатление, что экспериментаторы проверяли те решения, которые подсказывала им собственная (западная) культура. Но почему надо a priori считать, что для модернизации, допустим, азиатской или африканской страны лучше подойдут прозападные методы? Ведь хорошо известно, как удалось в маоистском Китае погасить высокую рождаемость. Те, кто чрезмерно “плодилисьˮ, получали материальные и административные взыскания как нелояльные граждане. В результате на редкость быстро в КНР произошел переход от много- к малодетной семье. Правда, если бы исследователи осмелились доказать, что модернизации могут хотя бы в каких-то аспектах помогать авторитарные методы, о присуждении им Нобелевской премии, пожалуй, не было бы и речи.
51 Другой очень спорный вопрос – убеждение экспериментаторов (искреннее ли?), что если экономист-“сантехникˮ разберется с отдельными “маленькимиˮ проблемами, то шаг за шагом ему удастся улучшить весь “домˮ. В России подобная попытка постепенно улучшить “реальный социализмˮ предпринималась дважды (во время косыгинской реформы и горбачевской “перестройкиˮ) и в обоих случаях оказывалась неудачной: старая институциональная система либо отторгала инновации (в первом случае), либо под их влиянием катастрофически разваливалась (во втором случае). И дело было не в конкретных просчетах “экспериментаторовˮ.
52 Комплексное изучение развития социально-экономических систем показывает, что любая из них представляет собой комплекс взаимосвязанных “правил игрыˮ, так что попытка качественно изменить любое из этих правил наталкивается на сопротивление других норм. Уподобляя экономиста “сантехникуˮ, Дюфло пользуется образом механической системы, которую действительно можно “ремонтироватьˮ по частям. Но социально-экономические системы подобны не механизму, а скорее организму, где все зависит от всего (кстати, “теория соединительных колецˮ Кремера – частное проявление данной закономерности). Соответственно, и экономист, стремящийся модернизировать систему, рано или поздно осознает, что он похож не столько на “сантехникаˮ, сколько на “врачаˮ, задача которого лечить, например, не просто левое ухо, а пациента в целом.
53 Конечно, экономист может считать себя отвечающим не за “домˮ в целом, а только за “протечки в трубахˮ. Но тогда он обречен получать невысокие результаты: традиционная система будет слабо реагировать на частные изменения, отторгая их или экзаптируя (заставляя новые институты выполнять традиционные функции). Ведь новые нобелевские лауреаты сами отмечают, что в ряде экспериментов первоначальные положительные изменения со временем сглаживались.
54 Критические суждения по поводу достижений новых нобелевских лауреатов не следует рассматривать как стремление принизить их вклад в современные экономические исследования. Предложенный ими подход пока, пожалуй, революционным не является, но революционный потенциал у него есть. До сих пор экономика развития больше представляла собой научную теорию, дистанцированную от практики, имеющую с ней слабую обратную связь. Новые нобелевские лауреаты предложили контртезис – практическое экспериментирование, которое позволяет улавливать сигналы снизу, но в значительной степени оторванное от теории. Теперь необходим синтез – соединение практик экспериментальной проверки с теоретическим обоснованием экспериментов и с углублением теории по их итогам.

References

1. Banerjee A., Barnhardt Sh., Duflo E. (2015) Movies. Margins and Marketing: Encouraging the Adoption of Iron-Fortified Salt (http://economics.mit.edu/files/10695).

2. Banerjee A., Duflo E. (2011) Poor economics: a radical rethinking of the way to fight global poverty. New York: Public Affairs.

3. Banerjee A., Iyer L. (2018) Zemlepol'zovanie kolonial'nogo perioda, elektoral'naya konkurenciya i obshchestvennye blaga v Indii [Colonial Land Tenure, Electoral Competition, and Public Goods in India]. Estestvennye eksperimenty v istorii [Natural Experiments of History]. Moscow: AST, pp. 240–283.

4. Banerjee A., Duflo E., Hornbeck R. (2014) Bundling Health Insurance and Microfinance in India: There Cannot be Adverse Selection if There is No Demand. American Economic Review: Papers and Proceedings (http://economics.mit.edu/files/9640).

5. Deaton A. (2005) Data and Dogma: The Great Indian Poverty Debate. The World Bank Research Observer.

6. Deaton A. (2016) Velikiy pobeg: zdorov'e, bogatstvo i istoki neravenstva [The Great Escape. Health, Wealth, And The Origins Of Inequality]. Moscow: Publishing house of the Gaidar Institute.

7. Duflo E. (2017) The Economist as Plumber. American Economic Review, vol. 107, no. 5, pð. 1–26.

8. Duflo E. (2012) Human values and the design of the fight against poverty. Tanner Lectures (http://economics.mit.edu/files/7904).

9. Duflo E. (1999) Schooling and Labour Market Consequences of School Construction in Indonesia: Evidence from and Unusual Policy Experiments. Mimeo Department of Economics. MIT.

10. Duflo E., Banerjee A. (2014) (Dis)organization and success in an economics MOOC. American Economic Review: Papers and Proceedings, no. 5, pð. 514–518 (http://economics.mit.edu/files/9702).

11. Duflo E., Banerjee A., Hornbeck R. (2014) (Measured) Profit is Not Welfare: Evidence from an Experiment in Bundling Microcredit and Insurance (http://economics.mit.edu/files/9879).

12. Easterly W. (2006) V poiskah rosta. Priklyucheniya i zloklyucheniya ekonomistov v tropikah. [The Elusive Quest for Growth: Economists’ Adventures and Misadventures in the Tropics]. Moscow: Institute for Comprehensive Statistical Studies.

13. Enikolopov R.C. (2020) Dokazatel'naya ekonomika razvitiya: Nobelevskaya premiya po ekonomike 2019 goda [Evidence based development economics: Nobel Prize in Economic Sciences 2019]. Voprosy ekonomiki, no. 1, ðð. 5–17.

14. Kremer M. (1993) The O-Ring Theory of Economic Development. The Quarterly Journal of Economics, vol. 108, no. 3, pð. 551–575.

15. Marx K. (1957) Voenniy vopros. — Parlamentskie dela. — Indiya [The military question. – Parliamentary affairs. – India]. Marx K., Engels F. Soch. [Works]. Moscow: Gosudarstvennoe izdatel'stvo politicheskoy literatury, vol. 9, pp. 216–223.

16. Myrdal G. (1968) Asian Drama: An Inquiry into the Poverty of Nations. Vol. I–III. New York: Pantheon Books.

17. Nureev R.M. (2020) Ekonomika razvitiya: modeli stanovleniya rynochnoj ekonomiki [Development Economics: Models for the Formation of a Market Economy]. Moscow: NORMA. INFRA-M.

18. Perkins D. (2012) Ispoved' ekonomicheskogo ubijcy [Confessions of an Economic Hit Man]. Moscow: Pretekst.

19. Scott J.C. (1976) The moral economy of the peasant: rebellion and subsistence in southeast Asia. New Haven and London: Yale Univ. Press.

20. Sen A. (1981) Poverty and Famines: An Essay on Entitlement and Deprivation. Oxford: Clarendon Press.

21. Sen A. (2004) Razvitie kak svoboda [Development as Freedom]. Moscow: Novoe izdatel'stvo.

22. Smith V. (2008) Eksperimental'naya ekonomika [Experimental economics]. Moscow: IRISEN; Mysl'.

23. de Soto E. (2008) Inoy put': Ekonomicheskiy otvet terrorizmu [The Other Path: The Economic Answer to Terrorism]. Chelyabinsk: Socium.

24. Subramanian S., Deaton À. (1996) The Demand for Food and Calories. Journal of Political Economy, vol. 104 (1), p. 133–162.

25. Vorobiev V.A., Kravchenko A.A., Mayboroda T.L. (2019) Ekonomicheskie polevye eksperimenty: noviy podhod k sokrashcheniyu bednosti [Economic field experiments: a new approach to poverty reduction]. Belorusskiy ekonomicheskiy zhurnal, no. 4, pp. 4–26.

26. Voronov Yu.P. (2020) Eksperimenty nad nishchetoy (nobelevskaya premiya po ekonomike 2019 goda) [Experiments on Poverty (2019 Nobel Ðrize in Economics)]. EKO, no. 1, pp. 76–94.

27. Yunus M., Joli A. (2009) Sozdavaya mir bez bednosti. Social'niy biznes i budushchee kapitalizma [Creating a World without Poverty: Social Business and the Future of Capitalism]. Moscow: Alpina Publisher

Comments

No posts found

Write a review
Translate