DOI: 10.31860/0131-6095-2019-1-246-249

<strong>НАУЧНЫ</strong><strong>Й</strong><strong> </strong><strong>СЕМИНА</strong><strong>Р</strong><strong> </strong><strong>С</strong><strong> </strong><strong>МЕ</strong><strong>Ж</strong><strong>ДУНАРОДНЫ</strong><strong>М</strong><strong> </strong><strong>УЧАСТИЕМ</strong> <strong>«</strong><strong>„</strong><strong>СЕГОДН</strong><strong>Я</strong><strong> </strong><strong>Я</strong><strong> </strong><strong>—</strong><strong> </strong><strong>ГЕНИЙ“</strong><strong>.</strong><strong> </strong><strong>К</strong><strong> </strong><strong>100-ЛЕТИ</strong><strong>Ю</strong><strong> </strong><strong>СО</strong><strong>З</strong><strong>ДАНИ</strong><strong>Я </strong><strong> </strong><strong>ПОЭМЫ </strong><strong>АЛЕ</strong><strong>К</strong><strong>САНДР</strong><strong>А</strong><strong> </strong><strong>Б</strong><strong>ЛО</strong><strong>К</strong><strong>А</strong><strong> </strong><strong>„ДВЕНАДЦАТ</strong><strong>Ь</strong><strong>“</strong><strong>»</strong>

22 февраля 2018 года в Институте рус- ской литературы (Пушкинский Дом) РАН состоялся научный семинар с международ- ным участием, приуроченный к 100-летию со времени создания поэмы А. А. Блока «Двена- дцать». Семинар был организован Группой по подготовке Полного собрания сочинений и пи- сем А. А. Блока Отдела новейшей русской ли- тературы Пушкинского Дома и проходил при активном ее содействии. Помимо выступлений сотрудников ИРЛИ РАН были заслушаны доклады блоковедов из Москвы и Токио. В об- суждении приняли участие российские уче- ные, занимающиеся проблемами литературы «серебряного века». Актуальность темы, как отмечали в ходе семинара собравшиеся, объясняется не только эпохальностью юбилейной даты, но и непрекращающимся интересом российских и зарубежных филологов, а также широкого круга читателей к одному из самых неоднозначных по восприятию и оценкам произведений Блока. Поэма «Двенадцать» с момента опубликования всегда вызывала острейшую полемику в литературно-критической среде, разводя оппонентов по разные стороны баррикад и порождая самые неожиданные трактовки и выводы. Одной из неразрешимых загадок поэмы является амбивалентность толкований проходящей в ней темы Святой Руси и образа Христа, возникающего в открытой концовке. Не случайно с обсуждения именно этого научного сюжета начались семинарские слушания. О своем понимании указанных мотивов и образов рассказала Е. А. Тахо-Годи (Москва), разрабатывающая данную проблему в рамках междисциплинарного проекта «Русская литература и философия: пути взаимодействия» (РНФ, № 17-18-01432). В докладе «Художественный и литературно-философский контекст образа „Святой Руси“ в поэме А. Блока „Двенадцать“» выступавшая охарактеризовала круг возможных источников появления образа «Святой Руси» в данном произведении и образа Христа в финале поэмы. Докладчица выдвинула гипотезу о перекличке блоковских образов с картинами М. В. Нестерова — «Святая Русь» (завершена в 1907 году) и «Душа на- рода (На Руси)» (экспонировалась в январе 1917 года). В отличие от нестеровских полотен поэма Блока «Двенадцать», подчеркнула Тахо- Годи, принципиально урбанистична и моно- хромна. Однако в ней, хотя и графически лако- нично, также дан срез русского мира: разроз- ненные лица сопрягаются в единое целое — в соборный портрет Руси, ее народа, ее души. Еще более важным, по мнению исследователь- ницы, является то, что у Блока, как и в несте- ровских картинах «Святая Русь» и «Христиа- не» <strong>(</strong>так назывался первоначальный вариант картины «Душа народа (На Руси)»<strong>)</strong>, впереди всей разноликой толпы, этого «неканоничного крестного хода», оказывается не кто иной, как Христос. В докладе было высказано предполо- жение, что, помимо присущего Блоку постоян- ного интереса к творчеству художника, внима- ние поэта к нестеровскому сюжету — встрече современности со Святой Русью и со Хри- стом — могла также привлечь спровоцирован- ная картиной Нестерова «Святая Русь» много- летняя полемика, которая была запечатлена и в философской публицистике начала ХХ ве- ка (в статьях Д. С. Мережковского, Р. В. Ивано- ва-Разумника, В. В. Розанова и др.), и в худо- жественных текстах (А. М. Ремизов «Кресто- вые сестры», М. А. Волошин «Святая Русь»). Появление картины «Святая Русь», отметила Тахо-Годи, маркировало чаянья эпохи: поиск духовной Руси, Китежа, Невидимого града, а вместе с тем порождало споры о двух Росси- ях — святой и грешной — и их неизбежной борьбе. Но если герои Нестерова обычно встре- чались с божественным на земле, то у Блока, как подчеркнула докладчица, Христос изъят из земной горизонтали. Тем не менее в пись- ме к Ю. П. Анненкову от 12 августа 1918 года по поводу обложки к поэме «Двенадцать» Блок (вероятно, бессознательно) предложил худож- нику изобразить убийство Катьки композици- онно сходно с еще одним полотном Нестеро- ва — «Дмитрий, царевич убиенный» (1899), где в левом верхнем углу, по диагонали от фи- гуры отрока-мученика, размытым очертанием («пятном») изображен Христос в славе. Трагедийный масштаб поэмы, символико- визионерская природа ее образов позволили другой участнице семинара Н. Ю. Грякаловой (Санкт-Петербург) наметить внутренние образ- но-ассоциативные связи с великим творением Гете. В докладе «„Я понял Faust’а…“: В творческой орбите „Двенадцати“ (по материалам биб- лиотеки А. Блока)» исследовательница поста- вила своей целью прокомментировать ряд бло- ковских записей в записной книжке № 56, параллельных созданию поэмы или же сделан- ных вскоре после ее завершения <strong>(</strong>т. е. после 28 января (10 февраля) 1918 года<strong>)</strong>. Докладчи- ца обратила внимание на высокую частотность цитат из гетевского «Фауста» (как из первой, так и из второй его части), приводимых поэ- том, как правило, на языке оригинала, в его записях зимы–весны 1918 года. После кратко- го обзора представленных в библиотеке Блока изданий переводов трагедии Грякалова дала суммарную характеристику помет и маргина- лий поэта, сосредоточившись в особенности на пометах в двухтомном издании «Фауста» в переводе, с предисловием и примечаниями А. А. Фета (1882–1889) и в «девриеновском» издании 1914 года в переводе и с примечания- ми Н. А. Холодковского. Выступавшая подчер- кнула значимость данного источниковедческо- го ресурса для интерпретации идеологической и общественной позиции Блока в пореволюци- онный период как этапа «фаустовского» пути современного человека. Выдвинутая гипотеза была подтверждена анализом блоковских по- мет, вводимых в научный оборот впервые (хотя к теме «Блок и Гете» исследователи обраща- лись неоднократно). Были прокомментирова- ны и проиллюстрированы пометами Блока те фрагменты из указанной записной книжки, которые сопровождены цитатами из «Фауста»: «„Knurre nicht, Pudel“» (запись от 29 января 1918 года, по поводу «страшного шума» истории); «„Огонь“ революции (?) сушит во мне „воду“ гетевских сирен («Ohne Wasser Ist kein Heil»)» (запись от 15 апреля, в контексте отцию Гете в споре «вулканистов» и «нептунистов»); упоминание Духа земли (Erdgeist) в письме к А. Белому от 9 апреля 1918 года; наконец, обращение к фигуре Эвфориона — «нового Икара» — и маргиналии по поводу разных вариантов перевода слов хора («Икар! Икар! Горе тебе!») в третьем действии второй части «Фауста». В последнем случае к анализируемому корпусу помет были добавлены маргиналии, сделанные Блоком при чтении статьи Иванова-Разумника «Испытание в грозе и буре», сопровождавшей публикацию «Двенадцати» и «Скифов» в эсеровском журнале «Наш путь» (1918. № 1–2), как и ряд блоковских помет-ремарок полемической направленности. Пафос стихии, пронизывающий поэму «Двенадцать», своеобразно преломился в творческих исканиях современников поэта. В докладе Е. И. Гончаровой (Санкт-Петербург) «В ритмах „Двенадцати“ (поэмы Н. Павлович «Серафим» и «Яблочко»)», построенном с привлечением архивных материалов, были проанализированы произведения поэтессы, которые создавались под влиянием блоковской поэмы. Поэма Павлович «Серафим», как и «Двенадцать» Блока, была написана в 1918 году. В центре обоих произведений — стихия бунта и разрушений, вызванных революцией. Сю- жетная коллизия «Двенадцати» разворачива- ется на улицах революционного Петрограда, действие «Серафима» начинается в централь- ной России, в Сарове, и завершается под Пет- роградом. Главный персонаж поэмы Павло- вич — святой Серафим Саровский. Сопоста- вительный анализ двух поэм выявляет суще- ственные различия в идеологических позициях авторов. Блоковский Христос, вненациональ- ный символ, появляется только в финале «Две- надцати»; Серафим Саровский, который вме- сте с голытьбой идет запаливать над Россией костер, введен в первую главу поэмы. Если в «Двенадцати» тема свободы звучит как отказ от догматики старого мира, то у Павлович тема «вольной нови», наоборот, соотнесена с тра- диционным мироощущением — со святым Серафимом. Влияние «Двенадцати» ощутимо и в неопубликованной поэме Павлович «Яблоч- ко». Ее название напоминало о популярной песне, образце современного городского фоль- клора, которая нравилась Блоку. Эпиграф к поэме, взятый из блоковского стихотворения «Дикий ветер…» (1916), указывает на источ- ник поэтического вдохновения ее автора, а бло- ковский образ ветра — это ветер истории, со- трясающий дом человека и ломающий жизнь главного персонажа поэмы. Проанализировав блоковские аллюзии на уровне сюжета и моти- вов «Яблочка», докладчица сделала убедитель- ный вывод: к 1924 году, когда писалась поэма, революция окончательно утратила для поэтес- сы романтический блоковский ореол. Необычный ракурс восприятия поэмы «Двенадцать» за рубежом был представлен в сюжете, предложенном Юри Нагура, исследовательницей из Университета Васэда (Япония). В докладе «Александр Блок глазами современников в Японии — Нобори Cёму и Осэ Кэйси» она рассказала об эволюции восприятия творчества поэта среди своих соотечественников и о трудностях перевода поэзии Блока на примере поэмы «Двенадцать». Докладчица познакомила присутствующих с биографией Нобори Cёму (1878–1958) — современника Блока, крупнейшего японского русиста и переводчика, известного и в России. В юности Нобори Сёму судьба свела с моряком дальнего плавания, благодаря которому он узнал о Библии и впоследствии решил поступить в православную духовную семинарию в Токио, основанную архиепископом Николаем Японским. Так началось его знакомство с русской культурой. В 1907 году была опубликована первая работа Сёму по истории русской литературы, а в 1913 году написана статья, посвященная Блоку, которая фактически основывалась на переводе соответствующей главы из книги П. С. Когана «Очерки по истории новейшей русской литературы» (М., 1910. Т. 3. Вып. 2; 2-е изд.: М., 1912). Не только эта, но и другие статьи Сёму являлись, по сути, переводами без указания источника. Такой прием был распространен тогда в среде японских филологов и, как правило, не вызывал нареканий, однако один из современников все же осудил Сёму за плагиат. Тем не менее, констатировала докладчица, бла- годаря его переводческой и популяризаторской деятельности многие имена русских писате- лей-современников стали известны японским читателям, что подготовило почву для нового поколения переводчиков произведений Блока в Японии. Среди них был Осэ Кэйси (1889– 1952), который одним из первых перевел в 1921 году поэму «Двенадцать». Осэ передал название как «Двенадцать апостолов», дав та- кое пояснение: «Автор назвал эту поэму просто „Двенадцать“, но я слышал, что эту поэму по содержанию некоторые называют „Двенадцать апостолов“, поэтому я выбрал последнее». О причинах переводческого решения можно догадаться, если рассмотреть текст перевода. По наблюдению докладчицы, при переводе ряд слов и словосочетаний были исключены из текста: во-первых, это слова, имеющие идеоло- гический смысл, — «буржуй», «рабочий народ», «красный флаг», «революционный», «неуго- монный враг»; во-вторых, слова, обозначаю- щие криминальные действия, — «грабежи», «стрелять начнем» и др. В результате получи- лась такая картина: зимней ночью идут двена- дцать человек, им холодно, происходит убий- ство Катьки, однако непонятно, каковы его мо- тивы, как и убеждения и цель действий этих людей. Такой завуалированный перевод был избран для того, чтобы ослабить революцион- ное звучание поэмы, и название «Двенадцать апостолов» тоже было подчинено этой маски- ровке. Неизвестно, насколько переводчик был свободен в своем выборе. Как раз в 1921 году была создана японская коммунистическая пар- тия, и цензура в отношении коммунистической идеологии становилась все строже. В этой ситу- ации Осэ как корреспондент одной из токий- ских газет мог опасаться политического пре- следования. Но, несмотря на все отступления от оригинала, данный перевод, по замечанию докладчицы, хорошо передает ритм уличной речи, темп шагающих людей, контрастность и новаторство стихотворной формы. Характе- ризуя значение этого перевода для японской культуры, Юри Нагура отметила, что одним из тех, кто сразу увлекся поэмой Блока, был первый японский футурист Рэнкити Хирато (1893–1922). В заключение выступавшая про- читала начало поэмы в переводе Осэ Кэйси, чтобы дать понять собравшимся, как необычно звучит текст Блока на японском языке. Еще один неожиданный поворот, важный для понимания роли идеологического и цен- зурного факторов в истории сценических ин- терпретаций «Двенадцати» и раскрытия глу- бинных смыслов поэмы (в частности, на языке балета), предложила О. А. Кузнецова (Санкт- Петербург). В ее докладе «Хореографическая версия поэмы „Двенадцать“» шла речь о балете Л. В. Якобсона, премьера которого состоялась 31 декабря 1964 года в Ленинграде на сцене Театра оперы и балета им. С. М. Кирова. По за- мечанию выступавшей, эту страницу истории культуры можно изучать с самых разных сто- рон. В первую очередь, здесь имеется интерес- нейший материал с точки зрения взаимодейст- вия этого вида искусства и власти. При жизни балетмейстера состоялось всего три спектакля, и четырежды балет снимали с репертуара, он прошел через тернии многочисленных худсове- тов. Премьера была назначена под самый Новый год — ход, рассчитанный на ослабле- ние идеологического контроля в праздничные дни; советская цензура не пропускала на сце- ну образ Христа, и создатели балета говорили о «партийно-чиновничьей идеологической воз- не вокруг финала». Другим важным моментом является история создания балета и проблемы изучения хореографического текста. В распо- ряжении исследователей имеется музыкаль- ное сочинение Б. И. Тищенко; сценографию Э. Г. Стенберга возможно воссоздать по сохра- нившимся эскизам и фотографиям; иначе об- стоит дело с работой балетмейстера, не засня- той на кинопленку. Балетный спектакль суще- ствовал в двух версиях: постановка Якобсона и реконструкция, осуществленная А. А. Мака- ровым и Ю. Я. Дружининым в 1976 году, уже после смерти хореографа, в театре «Хореогра- фические миниатюры». Ценным материалом являются протоколы обсуждений постановки в театре и в Союзе композиторов, содержащие развернутые высказывания создателей спек- такля о своем ви́дении поэмы Блока. Важным источником для воссоздания балета являются также рецензии и отклики на него исследова- телей балета, среди них такие авторитеты, как В. М. Красовская и Г. Н. Добровольская, но все- таки в подобных откликах превалирует интер- претация хореографических идей Якобсона, а не описание спектакля. Особым аспектом изучения балета является, по мнению Кузне- цовой, проблема разного понимания текста поэмы Блока маститым шестидесятилетним хореографом и композитором, молодым аспи- рантом консерватории Борисом Тищенко. Их творческие споры и конфликты дают возмож- ность выйти за рамки произведения и исследо- вать вопросы соотношения вербального и ви- зуального, слова и звука, музыки и движения. Обязательным условием, выдвинутым компо- зитором, которому была заказана музыка к ба- лету, было явление Христа на снежных улицах революционного Петрограда. Якобсон пообе- щал, что Христос будет, но не уточнил, что пла- стическое воплощение этого образа может су- щественно отличаться от блоковского текста и музыкальной интерпретации. В тексте поэ- мы, отметила докладчица, ничто не предвеща- ет появление фигуры Христа, шествующего по взвихренному Петрограду в финале произве- дения. На этом держится интрига блоковско- го творения, его многозначность и символиче- ский смысл. У Тищенко оркестровое решение балета выполнено духовыми инструментами, создающими образ улицы и гуляющей голыть- бы, а образ вьюги возникает из возвышенно- благородного звучания струнных, к ним в фи- нале присоединяется орган, за которым слышится призывный клич духовых. Хореография Якобсона основана на пластических экспери- ментах с языком тела. В процессе работы над ба- летом он отказался от визуализации образа Хри- ста и перенес кульминацию произведения с па- радоксального финала на центральную сцену убийства Катьки. Случайный выстрел хорео- граф заменил чудовищной расправой, где в ка- честве орудия убийства фигурировал нож. «Не- видимые чувства» — ревность, месть и злоба в душе Петьки — визуализировались через дви- жения. Балетмейстер хотел, чтобы в этой сцене его герой яростно топтал землю, как это было представлено Вацлавом Нижинским в хореогра- фии «Весны священной». В этом случае образ Катьки ассоциировался бы с Избранницей, при- носимой в жертву, а сам эпизод убийства с жер- твоприношением. «Оттаптывание» героем сво- ей злобы вызвало резкий протест со стороны композитора. Он считал, что сцена убийства должна была быть предельно краткой, как у Блока, а основной упор надо сделать на после- дующих переживаниях героя, которые он из- образил в форме «Плача Петрухи». Спор между композитором и балетмейстером разгорелся по поводу продолжительности этого фрагмента. Якобсон нашел для сцены раскаяния вырази- тельный, но лаконичный зрительный образ: двенадцать красноармейцев поднимают Петьку в высокой поддержке, и он застывает на их ру- ках в виде распятия. Так, рядом с раскаявшимся грешником незримо присутствует Христос. Со- здателей балета, по заключению Кузнецовой, объединяло желание сломать хрестоматийный подход к поэме «Двенадцать» и вернуть блоков- скому шедевру его философское значение и кос- мический смысл. Для убедительной наглядно- сти основных положений доклада исследова- тельница сопроводила его показом фотографий и сохранившихся в кинозаписи сцен балета. Выступления докладчиков вызвали заин- тересованное обсуждение проблем, накопив- шихся за период столетнего опыта интерпрета- ции поэмы «Двенадцать». Принимавшие участие в работе семинара специалисты (К. М. Азадовский, М. М. Павло- ва, О. Л. Фетисенко и другие гости и сотрудни- ки Пушкинского Дома) задавали докладчикам вопросы, уточняли подробности, предлагали свои трактовки, отмечая актуальность и не- ординарность тем, правомерность новых, в том числе неоднозначных, подходов при осмысле- нии новаторского творения Блока. Семинар не только предварил ряд ис- следований по проблематике поэмы «Двена- дцать» в посвященном юбилейной дате разделе 2-го номера журнала «Русская литература» за 2018 год, но и явился важным их дополнением. В программу семинара было включено знакомство с выставкой «По обе стороны добра и зла: интеллигенция и революция», развернутой в залах Литературного музея Пушкинского Дома и непосредственно связанной с тематикой научного заседания. По завершении дискуссии состоялась презентация новых трудов сотрудников Отдела новейшей русской литературы и Блоковской группы, посвященных литературе начала ХХ века. Были представлены комментированная антология «Литературные манифесты и декларации русского модернизма» (СПб.: Издательство «Пушкинский Дом», 2017); сборник статей «Литературные события и феномены XX–XXI веков: год 2016. Кн. II» (СПб.; Воронеж: Издатель О. Ю. Алейников, 2017; отв. ред. Е. И. Колесникова); коллективная монография «Что и как читали русские классики? (От круга чтения к стратегиям письма)» (СПб.: Издательство «Пушкинский Дом», 2017; отв. ред. Н. Ю. Грякалова); корпус документальных материалов в 2 томах, освещающих дружеские отношения А. А. Блока и Е. П. Иванова (СПб.: Издательство «Пушкинский Дом», 2017; сост. В. Н. Быстров и О. Л. Фетисенко); очередные выпуски академической ремизовианы <strong>(</strong><em>Ремизов</em><em> </em><em>А. </em><em> </em><em>М. </em><em> </em>Дневник мыслей 1943–1957 гг. СПб.: Издательство «Пушкинский Дом», 2017; <em>Ремизов</em><em> </em><em>А. </em><em> </em><em>М. </em><em> </em>Россия в письменах. Собр. соч. Т. 13. СПб.: Росток, 2017 (обе — отв. ред. А. М. Грачева)<strong>)</strong>.

<em><strong>©</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>Н</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>.</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>В</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>.</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>Л</strong></em><em><strong>ощинс</strong></em><em><strong>к</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>а</strong></em><em><strong>я</strong></em><em><strong> </strong></em>