DOI: 10.31860/0131-6095-2019-1-244-245

<em><strong>©</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>Е</strong></em><em><strong>.</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>И</strong></em><em><strong>.</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>О</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>р</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>лов</strong></em><em><strong>а</strong></em><em><strong> </strong></em>

<strong>НЕОЖИДАННЫ</strong><strong>Й</strong><strong> </strong><strong>Б</strong><strong>.</strong><strong> </strong><strong>Ф</strong><strong>.</strong><strong> </strong><strong>ЕГОРО</strong><strong>В</strong><strong>*</strong>

Вероятно, многими новая исследователь- ская книга Б. Ф. Егорова, известного своей преимущественной приверженностью XIX ве- ку, была воспринята как неожиданность. Ко- нечно, не только специалистам, но и самому широкому кругу интеллигенции хорошо из- вестны монография Егорова о Ю. М. Лотма- не, подготовленные им письма Лотмана, его собственные «Воспоминания» и «Воспомина- ния-2», многое другое. Но кажется, поэтами- современниками Егоров раньше не занимал- ся — по крайней мере, до 2010-х годов, когда он стал ответственным редактором тома Б. Чи- чибабина в серии «Литературные памятни- ки».

* <em>Егоров</em><em> </em><em>Б.</em><em> </em><em>Ф</em>. Творческая жизнь Бориса Чичибабина. СПб.: ООО «Издательство „Ро- сток“», 2016. 192 с. В монографии непротиворечиво совмеща- ются два исследовательских метода. Как куль- туролог Егоров внимателен к истории героя: подробно говорится о его происхождении, о фамилии, даже о возможных фамилиях (по отцу он был бы Борис Иванович Авдеев, по отчиму стал Борисом Алексеевичем Полуши- ным); и, наконец, особое внимание исследова- теля — к псевдониму, который, как это часто и бывает у поэтов, стал именем, тем более что — это замечает уже Егоров-филолог — между лирическим героем и автором у нашего поэта дистанция если и есть, то минимальная. Да и фамилия, выбранная для псевдонима, тоже не придуманная: это девичья фамилия матери поэта. К тому же Чичибабину свойст- венно называть в стихах, а то и зарифмовывать фамилию и/или имя — достаточно редкая черта, замечает Егоров. В самом деле, добавим мы, из предшественников можно вспомнить брюсовскую строку «Желал бы я не быть Вале- рий Брюсов». Брюсов присутствует в приводи- мом Егоровым на удивление длинном списке тех авторов, которых Чичибабин то ли знал, то ли наметил себе к изучению. Но ни подтвердить, что Чичибабин чи- тал стихотворение Брюсова, ни опровергнуть это мы не можем. Автор книги и не делает ни того ни другого, Егоров о Брюсове здесь не ду- мает. Было ли что-нибудь похожее у младших современников Чичибабина? Герой «Осени в Сигулде» А. А. Вознесенского называет себя не только полным именем («Андрей Возне- сенский — будет…»), но и — передавая слова героини — «Андрюшкой». Однако и эта ассо- циация тоже приходит на ум лишь потому, вероятно, что метод Егорова-филолога, кото- рый можно назвать методом свободных ассо- циаций, оказывается заразительным. Кстати, автор монографии как раз не под- держивает любимого поэта в одной формуле, которая кажется ему фамильярной: «Не быть мне больше Борькой…». Но ничего не имеет против другого случая: «…будем вовеки: Борис Чичибабин — / Лиля Карась». Вообще, любов- ные мотивы лирики Чичибабина прослежива- ются на протяжении всей книги Егорова, а сво- его рода продолжением монографии стала его статья «Пушкин и Чичибабин как эротические поэты».1 Итак, любовь и эротика — один из вну- тренних сюжетов рецензируемой монографии. Ее композицию составили опять-таки куль- туролог и литературовед, счастливо, то есть методологически бесконфликтно, совместив- шиеся в одном лице. Специальная глава, как уже, вероятно, понял читатель, посвящена истории семьи, рода и фамилии Чичибабина. Затем эволюция поэта явственно разделяется на «раннее творчество» и «взрослого Чичиба- бина» (так и названы две главы). И затем сле- дует мотивный анализ, потребовавший еще трех глав: «Природа в поэзии Бориса Чичиба- бина», «Культура» и «Эволюция социально- политических убеждений». Конечно, между ранним Чичибабиным и зрелым лежит почти пропасть. Юношеские стихи навеяны не только поэзией 1930-х годов, но и массовой песней этого времени. Даже пер- вый псевдоним «Борис Рифмач», предполагает Егоров, восходит, возможно, к знаменитому в те годы В. И. Лебедеву-Кумачу. Хочется, правда, добавить, что здесь можно увидеть не только подражание, которого более чем доста- точно в самих стихах, но и долю самоиронии у начинающего поэта, поскольку слово «риф- мач» неизбежно содержит для нас оттенок сни- жающий. Чичибабин-подросток настолько за- ворожен энтузиазмом вокруг себя, что даже расстрел деда и двух его братьев не открывает ему глаза на действительность. Прозрение на-

1 См.: Русская литература и журналисти- ка в движении времени. Ежегодник. 2016. М., 2017. Ч. 1. С. 82–88.

ступает лишь с Великой Отечественной вой- ной. И за него Чичибабину впоследствии пред- стояло расплатиться пятью годами лагерей. Пока же он перепевает Лебедева-Кумача, но, как предполагает Егоров, вероятно учитывая при этом хулиганскую частушку «Мы не сеем, мы не пашем, / Мы валяем дурака…». У Ку- мача к тому же нарушен, замечает Егоров, порядок действий («Все поля обойдем, / Собе- рем, и посеем, и вспашем…»). У Чичибабина: «Обойдем и вспашем все просторы наши…» (но тоже, конечно, на «чудесных» «железных» ко- нях — тракторах). Можно было бы отметить нехитрые, но все же внутренние рифмы: если что-то предвосхищает в этих стихах будущего крупного поэта, то лишь они, да еще тройной перехват, как в народной песне. Как бы то ни было, догадка Егорова относительно песенки- частушки «Мы не сеем, мы не пашем…» очень интересна. Если исследователь прав, то в поэ- зии раннего Чичибабина оказывается возмож- ным увидеть не одно только подражание. Однако, конечно, неслучайно более при- стальный интерес вызывает «взрослый» Чичи- бабин. Повествование о поступлении в универ- ситет, о призыве в армию и службе на Кавказе перемежается с историей становления зрело- го поэта, который постепенно уходил от быта и «возвышался до Бытия, до Бога» (с. 26). В это время, показывает Егоров, «конкретные опи- сания, переходящие в обобщенные символы» (с. 27), становятся, хотя не сразу, устойчивой чертой поэтики Чичибабина. Интересны на- блюдения филолога над ритмикой у Чичиба- бина (смешанные размеры, дольник), над его жанровыми предпочтениями, рифмой. Чичи- бабин все же «больше традиционалист, чем но- ватор» (с. 29) — к такому выводу совершенно справедливо приходит автор монографии. Можно ли говорить о натурфилософии Чичибабина? Сравнивая его с другим, по мне- нию Егорова, выдающимся поэтом Ю. П. Куз- нецовым, ученый отдает предпочтение Чичи- бабину: «Природа далеко не у всех поэтов со- ветского времени была наделена положитель- ными признаками. <…> Б. Ч. любил описывать купания в реке и море, а Ю. Кузнецов изобра- жал водные пространства, но его герой ни разу не искупался!» (с. 83). Во всяком случае, Чичибабину, как пока- зано в книге, в высшей степени свойственны как «природность», так и культурность. «Мне ад везде. Мой рай у книжных полок». — Уче- ный все же видит в этой формуле гиперболу, поскольку поэт не так прост и однозначен. «Оказывается, Моцарт и Микельанджело — ничто „перед живым очарованьем плоти“, представленным в образе „Лилиных колен“. Иными словами, поэт как бы утверждает вели- чие обеих сфер, они становятся обе „первее“, но все-таки природность, любовь выделяются им как несравненные. <…> Однако природ- ность здесь не противостоит культуре, поэт <…> — „Божий вещероб“. А настоящая при- рода и настоящая культура — отражение Веч- ности…» (с. 92–93).