DOI: 10.31860/0131-6095-2019-1-117-129

<em><strong>©</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>Е</strong></em><em><strong>.</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>В</strong></em><em><strong>.</strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong> </strong></em><em><strong>Кузнецов</strong></em><em><strong>а</strong></em><em><strong> </strong></em>

<strong>МИ</strong><strong>Ф</strong><strong>ОЛОГЕМ</strong><strong>Ы</strong><strong> </strong><strong>К</strong><strong>.</strong><strong> </strong><strong>БАЛЬМОН</strong><strong>Т</strong><strong>А</strong><strong> </strong><strong>В</strong><strong> </strong><strong>ПО</strong><strong>Э</strong><strong>ЗИ</strong><strong>И</strong><strong> </strong><strong>И</strong><strong>.</strong><strong> </strong><strong>СЕВЕРЯНИНА: </strong><strong>ПОДРА</strong><strong>Ж</strong><strong>АНИ</strong><strong>Е</strong><strong> </strong><strong>ИЛ</strong><strong>И</strong><strong> </strong><strong>ПАРОДИЯ?</strong><strong>*</strong>

В поэтике Игоря Северянина можно обнаружить много общего со стилистикой его старшего современника Константина Бальмонта. Тем не менее характер творческого взаимодействия двух поэтов до сих пор не стал предметом детального рассмотрения, хотя отдельные аспекты этой проблемы уже исследованы.1 Как одна из крупнейших поэтических фигур эпохи, Бальмонт был чрезвычайно актуален для Северянина. Поэт ставит его наравне с Пушкиным, Блоком, Брюсовым, Сологубом, посвящает ему несколько стихотворных посланий: «Бальмонт» (1918), «Бальмонт» (1934), «Сонет Бальмонту» (1920), «Бальмонту» (1927). Северянин отме- чает богатство ритмов его лирики, мелодичность, музыкальность стиха, достижения в разработке ряда жанров, например, триолета, новаторство в аллитерации и ассонан- сах, называет великим поэтом, другом, собратом, но одновременно пишет о вычурно- сти его поэзии и о том, что в целом ее не любит. В автобиографической поэме «Роса оранжевого часа» Северянин упоминает о внимательном чтении первого сборника по- эта-декадента «Под северным небом», также в своих посланиях он неоднократно обыг- рывает название самой известной поэтической книги Бальмонта «Будем как солнце», которая была в его личной библиотеке. Помимо М. Лохвицкой и К. Фофанова, именно Бальмонт наряду с Брюсовым был для молодого Северянина образцом современного поэта, на их опыт он, скорее всего, опирался, разрабатывая собственную сценическую манеру исполнения поэзии, тема- тику и стиль.2 Многие современники оставили воспоминания о том, что Северянин «пел» свои стихи и произносил ряд звуков русского языка на французский манер. Од- ним из главных образцов для него, вероятно, был Бальмонт, который выступал со сце- ны часто и весьма экстравагантно. А. Глумову северянинское исполнение напоминало именно чтение Бальмонта: «Этот худенький, с рыжей гривой и эспаньолкой поэт тоже <em>пел</em>, читая стихи, безбожно грассировал и ставил ударения на каждом слове».3 И публичный образ Бальмонта, выступающего в амплуа гения, вдохновенного ви- тии, и его поэтика активно осваиваются Северяниным и примеряются на себя. В его творчестве присутствует много отдельных пересечений со стилистическим арсеналом старшего современника: нагнетание ассонансов, аллитераций, однокоренных слов, паронимов, повторов, активное словотворчество. Помимо этого можно обнаружить достаточно произведений, целиком имитирующих отдельные образцы лирики поэта- декадента и на сюжетно-образном, и на фонетическом, и на ритмическом уров- не. Вторичность многих «экзотических» стихотворений Северянина по отношению

* Исследование выполнено в ИМЛИ РАН за счет гранта Российского научного фонда (про- ект № 14-18-02709). 1 Конкретные факты поэтического диалога двух поэтов (личные встречи, обмен послания- ми) приводит Д. С. Прокофьев (<em>Про</em><em>к</em><em>офьев</em><em> </em><em>Д. </em><em> </em><em>С.</em><em> </em>Словарь литературного окружения Игоря Се- верянина. Псков, 2007). Исследование ряда стилистических и лингвистических пересечений в творчестве К. Бальмонта и И. Северянина см. в статьях: <em>Петрова</em><em> </em><em>Н.</em><em> </em><em>Г</em><em>.</em><em> </em>Коммуникативные уни- версалии в поэтических дискурсах К. Бальмонта и И. Северянина // Вестник Томского гос. педа- гогического ун-та. 2014. № 9 (150). С. 40–46; <em>Баймуратова</em><em> </em><em>А.</em><em> </em><em>С.</em><em> </em>Окказиональные имена на -ость в поэзии И. Северянина и К. Бальмонта // Русская речь. 2011. № 4. С. 12–18; <em>Семеновс</em><em>к</em><em>ая</em><em> </em><em>С.</em><em> </em><em>А. </em>Словообразовательная модель и языковая личность (на материале произведений К. Бальмонта и И. Северянина) // Предложение и текст. Саратов, 1999. С. 144–148. 2 О влиянии на эгофутуристов именно старших символистов см.: <em>Садовс</em><em>к</em><em>ой</em><em> </em><em>Б.</em><em> </em><em>А. </em><em> </em>Озимь: Статьи о русской поэзии. К. Бальмонт. А. Блок. В. Брюсов. И. Северянин. Футуристы. Пг., 1915. 3 <em>Г</em><em>лумов</em><em> </em><em>А. </em><em> </em>Нестертые строки // Игорь Северянин глазами современников. СПб., 2009. С. 202. Курсив мой. — <em>Е.</em><em> </em><em>К.</em> <em>118</em><em> </em><em>Е</em><em>.</em><em> </em><em>В</em><em>.</em><em> </em><em>Кузнецова</em>

к подобным текстам Бальмонта была верно подмечена М. Волошиным еще в 1911 году. В критической заметке «О модных позах и трафаретах» он сравнивает стихотворения Северянина и Марии Папер и высказывает мнение, что они находятся под влиянием эротизма и экзотизма бальмонтовской лиры, что является губительным для творчест- ва каждого из них: «В тех поэтических трафаретах, которыми они пользуются оба, явно влияние Бальмонта. Бальмонт в некоторых своих уклонах дал слова и речь, приготовил русло этому голосу внутренней духовной пошлости, и вот плоды его не- осмотрительности».4 Критик и литературовед К. Мочульский в статье 1921 года также писал о подражательности лирики поэта-эгофутуриста: «В творчестве И. Северянина в искаженном и извращенном лике изживается культура русского символизма. <…> Солнечные дерзания и „соловьиные трели“ Бальмонта, демоническая эротика Брю- сова, эстетизм Белого, Гиппиус и Кузмина, поэзия города Блока — все слилось во все- объемлющей пошлости И. Северянина».5 На наш взгляд, имитации и подражания, о которых ведут речь Волошин и Мочуль- ский, не являются эпигонством или следствием «духовной пошлости». Ряд характер- ных нюансов, художественных деталей, изменение поэтической интонации — все это позволяет увидеть в этих стилизациях <em>скрытые</em><em> </em><em>пародии</em>. Согласно Ю. Н. Тынянову, стилизация «комически мотивированная или подчеркнутая», т. е. несущая в себе ав- торскую иронию, «становится пародией».6 Таким образом, пародия есть <em>ироничес</em><em>к</em><em>ая </em><em>стилизация</em><em><strong>.</strong></em><em><strong> </strong></em>В. И. Новиков называет схожим образом одну разновидность пародии — <em>ироничес</em><em>к</em><em>а</em><em>я</em><em> </em><em>имитация</em>.7 Под скрытой пародией мы понимаем текст, в котором при- сутствует ощутимый смысловой второй план и узнаваемый стиль, достаточно легко считываемые по характерным художественным образам, мотивам, подбору лексики (иногда даже совпадает размер, способ рифмовки и интонация), но при этом адресат пародии прямо не назван в заглавии, подзаголовке или эпиграфе. Северянин не следо- вал за Бальмонтом как эпигон, но сознательно утрировал определенные черты его поэ- зии и сценического амплуа: культ музыкальности и собственной гениальности, отдель- ные ритмы, поэтические формы (например, жанры триолета и ронделя), наиболее значимые для старшего символиста мотивы (сиюминутности, Красоты), а также мифо- логемы Солнца и Луны. Конечно, в 1911 году, до выхода «Громокипящего кубка», от- дельные стихотворения Северянина, которые он публиковал за свой счет в виде неболь- ших брошюр, можно было принять и за карикатурные подражания Бальмонту, и за непреднамеренные пародии, но позже <em>сознательна</em><em>я </em><em> </em><em>пародийна</em><em>я </em><em> </em><em>трансформация симв</em><em>о</em><em>листс</em><em>к</em><em>о</em><em>й</em><em> </em><em>поэтик</em><em>и</em><em> </em>проявилась в его творчестве гораздо сильнее. Использование приемов пародии было обусловлено спецификой развития культу- ры Серебряного века. Пародийные произведения, став частью массовой культуры, развивались параллельно с «высокой» литературой модернизма в целом и поэзией символизма в частности и пережили яркий расцвет в первые два десятилетия нового столетия, отточив приемы обобщения и заострения той или иной стилистики. Стихо- творные, прозаические, драматические и даже критические пародии не только пуб- ликуются в соответствующих разделах периодических изданий, но и выпускаются отдельными сборниками («Мое копыто» Е. Венский, «Кривое зеркало» А. Измайлов и др.), которые пользуются огромной популярностью у читателя и выдерживают не- сколько переизданий. Появление литературы модернизма спровоцировало и пародий- ный отклик на нее. Одним из излюбленных объектов подобного литературного травестирования стал именно Бальмонт, на которого в начале ХХ века писалось огромное количество паро- дий (Lolo, А. Куприн, Ин. Анненский, В. Брюсов, граф Бенгальский, Ив. Рукавишни-

4 <em>В</em><em>о</em><em>лошин</em><em> </em><em>М. </em><em> </em>О модных позах и трафаретах // Северянин И. Царственный паяц. Автобио- графические материалы. Письма. Критика. СПб., 2005. С. 415. 5 <em>Мочульский</em><em> </em><em>К.</em><em> </em>Игорь Северянин. Менестрель. Новейшие поэзы // Там же. С. 547. 6 <em>Тынянов</em><em> </em><em>Ю.</em><em> </em><em>Н.</em><em> </em>Достоевский и Гоголь (к теории пародии) // Тынянов Ю. Н. Поэтика. Исто- рия литературы. Кино. М., 1977. С. 201. 7 <em>Нови</em><em>к</em><em>ов</em><em> </em><em>В.</em><em> </em><em>И.</em><em> </em>Книга о пародии. М., 1989. С. 81. <em>119</em><em> </em><em>Миф</em><em>о</em><em>логем</em><em>ы </em><em>К</em><em>.</em><em> </em><em>Бальмонт</em><em>а </em><em>в</em><em> </em><em>поэзи</em><em>и</em><em> </em><em>И</em><em>. </em><em> </em><em>Северянина</em>

ков, Фрицхен, А. Измайлов и др.),8 потому что при желании было достаточно легко воспроизвести его стиль: «К. Бальмонт везде оставался равен самому себе, узнаваем в бесхитростной обнаженности поэтических ходов».9 В ряде пародийных откликов воз- никали намеки и на личность самого автора, например, на его пристрастие к алкоголю (Ин. Анненский).10 Подобные аллюзии на характерные черты реального человека отра- жают тенденцию времени: в начале ХХ века любой поэт стал восприниматься как лич- ность, неотделимая от лирического героя своих стихов. А в самой природе жанра паро- дии заложена, по мнению О. Б. Кушлиной, «такая особенность, как отождествление <em>лиричес</em><em>к</em><em>ог</em><em>о</em><em> </em><em>геро</em><em>я </em><em> </em>и <em>личност</em><em>и</em><em> </em>автора, поэтому литературная пародия была неразрыв- но и двусторонне связана с этим процессом. Личность же Константина Дмитриевича Бальмонта — вернее, романтический автопортрет, над созданием которого ему при- шлось немало поработать, как нельзя более способствовал смешению в обывательском сознании двух его ипостасей: жизненной (житейской) и поэтической».11 Северянин, скорее всего, не остался в стороне от целой лавины пародий на стиль автора «Будем как солнце», усвоив, таким образом, не только его оригинальную поэти- ку, но и <em>е</em><em>е</em><em> </em><em>гиперб</em><em>о</em><em>лизированно</em><em>е</em><em> </em><em>и</em><em> </em><em>травестированно</em><em>е</em><em> </em><em>отра</em><em>ж</em><em>ени</em><em>е</em><em> </em><em>в</em><em> </em><em>зер</em><em>к</em><em>ал</em><em>е</em><em> </em><em>литера- </em><em>турно</em><em>й</em><em> </em><em>пародии</em>. М. Горький, который внимательно следил за творчеством Северяни- на в 1913 году, назвал его позднее в одном из своих писем, несколько утрируя, «пародистом Бальмонта».12 Неточность Горького состояла не в том, что Северянин кого-то пародирует, а в том, что объектом его рефлексии является только один Баль- монт и этим исчерпывается его творчество. Такие исследователи, как В. Н. Терехина и Н. И. Шубникова-Гусева, отмечают, что «в поэзии Северянина появляется <em>ирония, </em><em>травестировани</em><em>е</em><em> </em><em>симв</em><em>о</em><em>листски</em><em>х</em><em> </em><em>образов</em>».13 Находит черты пародийности в поэзии Северянина и В. Н. Альфонсов,14 а И. Г. Минералова считает пародийно-травестийную трансформацию символистской традиции свойством общим для всех футуристов.15 В стихах Северянина можно найти пародирование мотивов Сологуба, Брюсова, Гиппиус, Надсона и др. Нелестное определение З. Гиппиус (Игорь Северянин — «обезьяна Брюсова») следует рассматривать, отринув его оценочность, как указание на пародийное преломление мотивов и публичного образа старшего современника.16 Восприняв и трансформировав поэтику символизма (прежде всего, декадентства), Се- верянин смог создать собственный уникальный лиро-иронический стиль. Напомним, что сам поэт указывал на контаминацию черт лирики и иронии в своем творчестве: «Допустим, я лирик, но я — и ироник».17 В рамках данной статьи мы остановимся только на том, как мифотворчество Бальмонта трансформируется под пером поэта- постсимволиста.

8 См.: <em>Т</em><em>яп</em><em>к</em><em>ов</em><em> </em><em>С.</em><em> </em><em>Н.</em><em> </em>Русские символисты в литературных пародиях современников. Ивано- во, 1980. 9 <em>Кушлина</em><em> </em><em>О.</em><em> </em><em>Б.</em><em> </em>Поэт вышел за папиросами // Русская литература ХХ века в зеркале паро- дии: Антология. М., 1993. С. 55. 10 <em>Анненский</em><em> </em><em>И.</em><em> </em>1) Из Бальмонта // Там же. С. 60; 2) В море любви // Там же. С. 61. 11 <em>Кушлина</em><em> </em><em>О.</em><em> </em><em>Б.</em><em> </em>Поэт вышел за папиросами. С. 55. 12 <em>Г</em><em>орький</em><em> </em><em>М.</em><em> </em>Из писем // Игорь Северянин глазами современников. С. 53 (письмо Н. С. Но- воселову от 22 сентября 1930 года, Сорренто). 13 <em>Т</em><em>ерехина</em><em> </em><em>В.</em><em> </em><em>Н.,</em><em> </em><em>Шубни</em><em>к</em><em>ова-Гусева</em><em> </em><em>Н.</em><em> </em><em>И.</em><em> </em>«За струнной изгородью лиры…»: Научная био- графия Игоря Северянина. М., 2015. С. 312. Курсив мой. — <em>Е.</em><em> </em><em>К.</em> 14 См.: <em>Альфонсов</em><em> </em><em>В.</em><em> </em><em>Н. </em><em> </em>Поэзия русского футуризма // Русская литература ХХ века: Шко- лы, направления, методы творческой работы. СПб.; М., 2002. С. 85. 15 К Северянину можно отнести общие выводы И. Г. Минераловой о сути футуристической поэтики и ее месте в истории литературы русского модернизма: «Но и футуристы были дети Сере- бряного века, в основном просто <em>вывернувшие</em><em> </em><em>наизнанку</em>, по сути говоря, тот комплекс идей, ту проблематику, которые занимали их культурно-исторических предшественников (то есть, в пер- вую очередь, символистов). Антиподность зеркальных (пусть и «кривозеркальных») двойни- ков — вот какова, пожалуй, в принципе противоположность символистов и футуристов…» (<em>Ми- </em><em>нералова</em><em> </em><em>И. </em><em> </em><em>Г</em><em>. </em><em> </em>Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма. М., 2009. С. 27; курсив мой. — <em>Е.</em><em> </em><em>К</em>.). 16 <em>Гиппиус</em><em> </em><em>З.</em><em> </em>Живые лица. М., 2002. С. 63. 17 <em>Северянин</em><em> </em><em>И.</em><em> </em>Полн. собр. соч.: В 1 т. М., 2014. С. 265. <em>120</em><em>Е</em><em>.</em><em> </em><em>В</em><em>.</em><em> </em><em>Кузнецова</em>

Его сборник «Поэзоантракт» открывается разделом «Зарницы мысли», само на- звание которого отсылает и к знаменитому сочинению К. Пруткова «Плоды раздумья. Мысли и афоризмы», и к прозаическому сборнику Бальмонта «Белые зарницы. Мысли и впечатления» (1908). Таким образом, северянинские «Зарницы мысли», уже исходя из названия, предполагают наличие бальмонтовского следа, но в своей ироничности хранят верность традициям Пруткова и включают в себя скрытые пародии и произведе- ния в стиле двусмысленного графоманства директора Пробирной палатки. Открывает раздел стихотворение 1909 года, представляющее собой, на наш взгляд, собирательную пародию на творчество Бальмонта в целом и названное весьма громко «Дифирамб»:

<strong>Цветов!</strong><strong> </strong><strong>огня!</strong><strong> </strong><strong>вина</strong><strong> </strong><strong>и</strong><strong> </strong><strong>к</strong><strong>ас</strong><strong>т</strong><strong>аньет!</strong> Пусть блещет <strong>«да»</strong>! Пусть онемеет <strong>«нет»</strong>! Пусть рассмеется дерзновенное! <strong>Живи,</strong><strong> </strong><strong>по</strong><strong>к</strong><strong>а</strong><strong> </strong><strong>живешь</strong>. Спеши, спеши Любить, <strong>ловить</strong><strong> </strong><strong>мгновенн</strong><strong>о</strong><strong>е</strong>! Пусть жизнь за счастье сдачи даст гроши, — Что толку в том, когда — все тленное?! <strong>Пой!</strong><strong> </strong><strong>хохочи!</strong><strong> </strong><strong>т</strong><strong>анцуй!</strong><strong> </strong><strong>смеши!</strong>

<strong>В</strong><strong>о</strong><strong>спламенись!</strong><strong> </strong><strong>всех</strong><strong> </strong><strong>жги!</strong><strong> </strong><strong>и</strong><strong> </strong><strong>сам</strong><strong> </strong><strong>г</strong><strong>о</strong><strong>ри!</strong> <strong>Сг</strong><strong>о</strong><strong>ри!</strong><strong> </strong><strong>—</strong><strong> </strong><strong>что</strong><strong> </strong><strong>т</strong><strong>ам</strong><strong> </strong><strong>б</strong><strong>е</strong><strong>р</strong><strong>ечь?!.</strong> Рискуй! рубись! выигрывай пари! В свой фаэтон сумей <strong>момент</strong><strong> </strong><strong>з</strong><strong>ап</strong><strong>р</strong><strong>ечь</strong>! Сверкай мечом! орлом пари! <strong>Бери</strong>!!.18

Первые две строки не оставляют сомнений, что адресатом стихотворения являет- ся Бальмонт: цветы, огонь, вино и кастаньеты — самый узнаваемый «джентльмен- ский» набор тем и мотивов этого поэта. По словам О. Б. Кушлиной, «Бальмонт само- забвенно и изобретательно играл роли вдохновенного витии, безумного любовника и жреца, огнепоклонника и культуртрегера — старательно путая поэтическую и жиз- ненную реальности».19 Цветочные образы также присутствуют в огромном количестве его стихотворений, достаточно назвать такие, как «Эдельвейс», «Нарцис», «Орхидея», «Белая лилия» и др. Мотивы сгорания, очистительного огня звучат в цикле Бальмон- та «Гимн огню» и могли иронически отразиться в строках Северянина: «Воспламе- нись! всех жги! и сам гори! / Сгори — что там беречь?!». Во второй строке стихотворения «Дифирамб» содержится прозрачный намек на знаменитый цикл поэта-декадента из десяти стихотворений «И да, и нет»: «И <strong>да</strong>, и <strong>нет</strong><strong> </strong>— здесь все мое, / Приемлю боль — как благостыню, / Благословляю бытие».20 Гимн жизни и призыв ловить мгновенье («В свой фаэтон сумей момент запречь») — отличительные черты философского содержания поэзии Бальмонта, который называл себя «гений мгновенья» в одноименном стихотворении из сборника «Литургия красо- ты», а критики весьма точно определили его стиль как импрессионистический. По словам В. Брюсова, «…что такое стихи Бальмонта, как не запечатленные мгновения? <…> Даже прошедшего времени Бальмонт почти не употребляет; его глаголы стоят в настоящем. <…> Он заставляет своего читателя переживать вместе с ним всю полно- ту единого мига».21 И эта «полнота единого мига» не ускользает от внимания Северя- нина и становится мишенью для иронического обыгрывания. Таким образом, жанровое определение стихотворения «дифирамб», вынесенное в заглавие текста, становится предельно двусмысленным: нарочитое восхваление на

18 Там же. С. 315. Здесь и далее в поэтических текстах полужирным шрифтом нами выделе- ны исследуемые поэтические параллели. — <em>Е.</em><em> </em><em>К.</em> 19 <em>Кушлина</em><em> </em><em>О.</em><em> </em><em>Б.</em><em> </em>Поэт вышел за папиросами. С. 55. 20 <em>Бальмонт</em><em> </em><em>К.</em><em> </em>Собр. соч.: В 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 314. 21 <em>Брюсов</em><em> </em><em>В.</em><em> </em>Соч.: В 2 т. М., 1987. Т. 2. С. 268. <em>121 </em><em>Миф</em><em>о</em><em>логем</em><em>ы </em><em>К</em><em>.</em><em> </em><em>Бальмонт</em><em>а </em><em>в</em><em> </em><em>поэзи</em><em>и</em><em> </em><em>И</em><em>. </em><em> </em><em>Северянина</em>

деле подразумевает скрытую сатиру или, как минимум, авторскую ироническую усмешку. Как объясняет А. Ф. Лосев, сущность иронии «заключается в том, что я, го- воря „да“, не скрываю своего „нет“, а именно выражаю, выявляю его».22 Поэзия Бальмонта отличается определенным набором устойчивых мифологем. На основании ряда известных культурных архетипов, оригинально переосмыслен- ных, он выражал свое понимание жизни, смерти, высшего начала, человеческого предназначения и смысла искусства. Под влиянием античной мифологии, легенд и ритуалов Центральной Америки поэт создает на рубеже XIX–XX веков символист- ские культы Солнца и Луны. Сборники «Будем как солнце», «Только любовь» и «Ли- тургия красоты» открываются стихотворениями, прославляющими Солнце: «Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце…», «Будем как солнце», цикл «Гимн Солнцу», «Сол- нечный луч», «Люди солнце разлюбили», «Солнце — красное». Солнце для Бальмон- та — «жизни податель, / Бог и создатель», люди — «дети Солнца», а поэт — его певец, на «пире жизни» он рад «звуком быть в лире».23 М. Л. Спивак рассматривает солнеч- ное мифотворчество и образ «детей солнца» Бальмонта в контексте философских и эстетических исканий Ф. М. Достоевского, А. Белого и В. В. Розанова.24 Н. П. Кро- хина указывает, что мифологема солнца связана в лирике Бальмонта с мудростью все- единства и архетипом детства, солнце воспринимается поэтом как «творящее начало, строящее из хаоса гармонию».25 Таким образом, символ солнца связан у Бальмонта с целым комплексом важнейших мировоззренческих представлений. В сборнике «Златолира» Северянин помещает подряд два стихотворения «Солнце всегда вдохновенно» (1909) и «Вдыхайте солнце» (1908), которые на первый взгляд представляют собой вариации на темы «солнечной философии» Бальмонта:

<strong>С</strong><strong>о</strong><strong>лнце</strong><strong> </strong>всегда вдохновенно! <strong>С</strong><strong>о</strong><strong>лнце</strong><strong> </strong>всегда горячо! Друг мой! <strong>С</strong><strong>о</strong><strong>льемся</strong><strong> </strong><strong>мгновенно</strong>: Наше <strong>желанье</strong><strong> </strong>— ничье. Жизнь безнадежна и тленна, <strong>Мигом</strong><strong> </strong><strong>т</strong><strong>р</strong><strong>епещет </strong><strong> </strong><strong>плечо</strong>… <strong>С</strong><strong>о</strong><strong>лнце</strong><strong> </strong>— как мы вдохновенно! <strong>С</strong><strong>о</strong><strong>лнце</strong><strong> </strong>— как мы горячо!26

Следующее стихотворение «Вдыхайте солнце» развивает те же мотивы:

<strong>Вдыхайте</strong><strong> </strong><strong>с</strong><strong>о</strong><strong>лнце</strong>, <strong>живите</strong><strong> </strong><strong>с</strong><strong>о</strong><strong>лнцем</strong>, — И солнцем сами блеснете вы! Согреют землю лучи живые Сердец, познавших добро и свет.

<strong>Вдыхайте</strong><strong> </strong><strong>не</strong><strong>б</strong><strong>о</strong>, живите небом, — И небесами засветит взор! <strong>С</strong><strong> </strong><strong>л</strong><strong>юб</strong><strong>овью</strong><strong> </strong><strong>не</strong><strong>б</strong><strong>о</strong><strong> </strong><strong>сойдет</strong><strong> </strong><strong>на</strong><strong> </strong><strong>з</strong><strong>емлю</strong>, <strong>А</strong><strong> </strong><strong>мир</strong><strong> </strong><strong>п</strong><strong>р</strong><strong>ощенный</strong><strong> </strong><strong>—</strong><strong> </strong><strong>на</strong><strong> </strong><strong>не</strong><strong>б</strong><strong>еса</strong>.27

22 <em>Лосев</em><em> </em><em>А. </em><em> </em><em>Ф.</em><em> </em>Ирония античная и романтическая // Эстетика и искусство: Из истории до- марксистской эстетической мысли. М., 1966. С. 73. 23 <em>Бальмонт</em><em> </em><em>К.</em><em> </em>Собр. соч. Т. 1. С. 549–558. 24 <em>Спивак</em><em> </em><em>М.</em><em> </em><em>Л.</em><em> </em>«О, дети солнца, как они прекрасны!»: Андрей Белый — К. Д. Бальмонт — Ф. М. Достоевский — В. В. Розанов // Русская литература. 2017. № 1. С. 162–168. 25 <em>Крохина</em><em> </em><em>Н.</em><em> </em><em>П.</em><em> </em>Архетип солнца в творчестве К. Д. Бальмонта // Известия Волгоградского гос. педагогического ун-та. 2010. № 1 (54). С. 135. 26 <em>Северянин</em><em> </em><em>И.</em><em> </em>Громокипящий кубок. Ананасы в шампанском. Соловей. Классические ро- зы / Сост. В. Н. Терехина, Н. И. Шубникова-Гусева. М., 2004. С. 452 (сер. «Литературные памят- ники»). 27 Там же. С. 414. <em>122</em><em>Е</em><em>.</em><em> </em><em>В</em><em>.</em><em> </em><em>Кузнецова</em>

Стиль оригинала в этих произведениях практически не изменен, без подписи дан- ные стихотворения вполне можно принять за принадлежащие перу поэта-декадента. Для сравнения приведем отрывок из цикла Бальмонта «Гимн Солнцу»:

Жизни податель, Светлый создатель, <strong>С</strong><strong>о</strong><strong>лнце</strong>, <strong>тебя</strong><strong> </strong><strong>я</strong><strong> </strong><strong>пою</strong>! Пусть хоть несчастной Сделай, но страстной, Жаркой и властной Душу мою! <…> <strong>Т</strong><strong>а</strong><strong>к</strong>, <strong>тебя</strong><strong> </strong><strong>в</strong><strong>о</strong><strong>спе</strong><strong>в</strong><strong>ая</strong>, <strong>о</strong>, <strong>счастье</strong>, <strong>о</strong>, <strong>С</strong><strong>о</strong><strong>лнце</strong><strong> </strong><strong>свят</strong><strong>о</strong><strong>е</strong>, Я лишь частию слышу ликующий жизненный смех, <strong>Все</strong><strong> </strong><strong>л</strong><strong>ю</strong><strong>б</strong><strong>лю</strong><strong> </strong><strong>я</strong><strong> </strong><strong>в</strong><strong> </strong><strong>те</strong><strong>б</strong><strong>е</strong>, ты во всем и всегда — молодое, Но сильнее всего то, что в жизни <strong>г</strong><strong>о</strong><strong>ришь</strong><strong> </strong><strong>ты</strong><strong> </strong><em>—</em><em> </em><strong>д</strong><strong>ля</strong><strong> </strong><strong>всех</strong>.28

Но все же предположим, что тексты Северянина не вариации, не стилизации и не подражания в чистом виде. По мнению К. А. Долинина, даже тщательная стилизация никогда не может быть до конца точной и не вносить новых акцентов, не менять что-то в посыле оригинала.29 Поэтому северянинские стилизации «под Бальмонта» также предлагают читателю новое «художественное истолкование (осмысление и переосмы- сление, аналитическую и полемическую объективизацию) чужого стиля и стоящего за ним чужого мировосприятия, чужой культуры; вследствие чего воспроизводимый стиль все же подвергается некоторой деформации в соответствии с авторским понима- нием оригинала».30 Еще более трансформирует свой претекст литературная пародия. По мнению В. Новикова, «пародия ничего не повторяет пассивно. Ни один из элемен- тов ее первого плана не тождественен объекту — даже когда отдельные слова, выра- жения и обширные фрагменты внешне совпадают».31 В случае северянинских «гимнов к солнцу» перед нами произведения с ощутимой пародийностью, но не сводимые только к пародии. Это намеренно двусмысленные тек- сты, балансирующие на грани иронии и серьезности. «Мои двусмысленные темы / Двусмысленны по существу», — писал сам поэт по поводу основного принципа своего творчества.32 Сложно однозначно понять, иронизирует автор над «солнцепоклонст- вом» Бальмонта или совершенно всерьез пытается выразить его идеи и образы собст- венными словами, ведь ирония не исключает и лирическое прочтение. Это тексты, изначально созданные так, чтобы задать множественность интерпретации. Сделать авторскую установку более явной значит разрушить двусмысленность, на которой строится ирония. Тем не менее и сам текст должен нести в себе определенные особенности, допуска- ющие ироническое истолкование. О двойственности в данных стихотворениях может свидетельствовать предельная упрощенность бальмонтовской «философии Солнца». Короткие утвердительные конструкции не оставляют места для рассуждений или со- поставлений, культурных и мифологических аллюзий, которые в изобилии присут- ствуют у поэта-декадента в его цикле «Гимн Солнцу». Двусмысленно звучит обраще- ние «к другу» из первого процитированного текста: «Друг мой! сольемся мгновенно / Наше желанье — ничье». Возможно, это намек на культ желания, столь свойственный поэзии Бальмонта. А в заключительном двустишии анализируемого стихотворения предельно лаконично и даже тавтологично выражены эсхатологические и утопические

28 <em>Бальмонт</em><em> </em><em>К.</em><em> </em>Собр. соч. Т. 1. С. 549, 558. 29 <em>Д</em><em>о</em><em>линин</em><em> </em><em>К.</em><em> </em><em>А.</em><em> </em>Стилизация // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1972. Т. 7. С. 180–181. 30 Там же. 31 <em>Нови</em><em>к</em><em>ов</em><em> </em><em>В.</em><em> </em><em>И.</em><em> </em>Книга о пародии. С. 57. 32 <em>Северянин</em><em> </em><em>И</em>. Громокипящий кубок… С. 183. <em>123 </em><em>Миф</em><em>о</em><em>логем</em><em>ы </em><em>К</em><em>.</em><em> </em><em>Бальмонт</em><em>а </em><em>в</em><em> </em><em>поэзи</em><em>и</em><em> </em><em>И</em><em>. </em><em> </em><em>Северянина</em>

упования символистов: земной мир преобразится и вознесется «на небеса» после того, как «небо сойдет на землю». Скорее всего, такое схематичное изложение Северяниным мифотворческой кон- цепции предшественника несло в себе ее профанацию. Слишком утрированно и гро- тескно (например, строка «Мигом трепещет плечо»), с экзальтированной интонацией, зачастую свойственной пародийным текстам, это все выражено. Вероятно, на такую реакцию и двоякое прочтение и рассчитывал автор. Можно отнести приведенные примеры к такому подвиду пародий, который, по мнению А. А. Морозова, отличается «ослабленной направленностью по отношению ко второму плану», потому что автор в таком случае «занимает дружескую или по крайней мере нейтральную позицию по отношению к оригиналу, не стремясь его дискредитировать».33 Действительно, мы не наблюдаем в данном случае заметного снижения стиля. Лунную мифологию Бальмонта, его бесконечные вариации гимнов к «Царице но- чи» и лунному свету Северянин также обыгрывает в некоторых произведениях, на- пример, в стихотворении «Рондели» (1911):

Я — <strong>лунопевец</strong><strong> </strong><strong>Лионель</strong><strong> </strong>— Пою тебя, <strong>моя</strong><strong> </strong><strong>царица</strong>. Твоим лучом да озарится Моя <strong>унывная</strong><strong> </strong><strong>сви</strong><strong>р</strong><strong>ель</strong>. Пою в сентябрь, пою в апрель… Пока душа не испарится… <…> Сотки туманную фланель, <strong>Луна</strong>, <strong>л</strong><strong>ю</strong><strong>бви</strong><strong> </strong><strong>и</strong><strong> </strong><strong>неги</strong><strong> </strong><strong>жрица</strong>, И пусть тобой осеребрится Измученный <strong>п</strong><strong>о</strong><strong>лишинель</strong><strong> </strong>— Твой <strong>лунопевный</strong><strong> </strong><strong> </strong><strong>Лионель</strong>…34

Отметим, что имя Лионель взято Северяниным из лирики М. Лохвицкой, на что указывает и эпиграф к стихотворению: «Лионель — певец луны. <em>Мирр</em><em>а</em><em> </em><em>Лохвиц</em><em>к</em><em>ая</em>». Именно Лионелем в своих стихах именовала Бальмонта Лохвицкая, а поэтессу с ним связывали романтические отношения. Например, одно из ее посвящений возлюблен- ному так и называется «Лионель»: <strong>Лионель</strong>, <strong>певец</strong><strong> </strong><strong>луны</strong>, Видит <strong>приз</strong><strong>р</strong><strong>ачные</strong><strong> </strong><strong>сны</strong>, Зыбь болотного огня, Трепет листьев и — меня.

Кроют <strong>мысли</strong><strong> </strong><strong>т</strong><strong>о</strong><strong>ржество</strong> Строфы легкие его, <strong>Не</strong><strong>ж</strong><strong>ат</strong><strong> </strong><strong>слух</strong>, и дышит в них Запах <strong>лилий</strong><strong> </strong><strong>в</strong><strong>о</strong><strong>дяных</strong>. <…> Жадно пьет его душа Тихий <strong>ш</strong><strong>о</strong><strong>р</strong><strong>ох</strong><strong> </strong><strong>к</strong><strong>амыша</strong>, Крики чаек, <strong>плеск</strong><strong> </strong><strong>в</strong><strong>о</strong><strong>лны</strong>, Вздохи «вольной тишины».

<strong>Лионель</strong>, <strong>л</strong><strong>ю</strong><strong>бимец</strong><strong> </strong><strong>мой</strong>, Днем бесстрастный и немой,

33 <em>Морозов</em><em> </em><em>А.</em><em> </em><em>А.</em><em> </em>Пародия как литературный жанр (к теории пародии) // Русская литерату- ра. 1960. № 1. С. 68. 34 <em>Северянин</em><em> </em><em>И.</em><em> </em>Громокипящий кубок… С. 538. <em>124</em><em>Е</em><em>.</em><em> </em><em>В</em><em>.</em><em> </em><em>Кузнецова</em>

Оживает в мгле ночной С <strong>лунным</strong><strong> </strong><strong>светом</strong><strong> </strong>и — со мной.35

Стихотворение Северянина однозначно подразумевает Бальмонта, хотя и написа- но от первого лица. Псевдоним «Лионель» неоднократно использовался Бальмонтом для ряда своих произведений <strong>(</strong>«Восхваление Луны» в «Северных цветах» (1902), цикл «Мимолетное» в альманахе книгоиздательства «Гриф» (1903), еще несколько отдель- ных стихотворений в альманахах «Гриф» за 1904–1905 годы<strong>)</strong>. Но поэт-эгофутурист не перечисляет с нежностью и благоговением заветные мотивы, темы и образы поэта- декадента, как это делает Лохвицкая в своем послании. О том, что все стихотворение не прямолинейно, а как минимум двусмысленно, двойственно, читателю сигнализи- рует упоминание «полишинеля», завуалированно написанное с маленькой буквы, хотя это имя собственное, которое носит персонаж французского народного театра: горбун, веселый задира и насмешник, родственник Петрушки. Таким образом, срав- нение Лионеля с Полишинелем лишает его образ высоких коннотаций. На контрасте со стихотворением Лохвицкой заметна пародийность северянинского «Ронделя». Все, что влюбленной поэтессе кажется прекрасным в ее «любимце» (глубокое философское содержание лирики, «торжество мысли» в сочетании с музыкальностью поэтической формы и возвышенной красотой природных и стихийных образов), не вызывает вос- торга у Северянина, кажется ему выспренним, монотонным, претенциозно напыщен- ным. «Свирель» Лионеля-Бальмонта характеризуется им как «унывная», поет он на ней постоянно и однообразно («Пою в сентябрь, пою в апрель…»), т. е. повторяется и бесчисленно варьирует одни и те же мотивы и образы. Действительно, более, чем Бальмонт, луну не воспевал никто из русских поэтов. Вот лишь некоторые из названий его стихотворений: «Лунный луч», «Луна», «Южный полюс Луны», «Новолуние», «Лунное безмолвие», «Влияние Луны», «Восхваление Луны». Он именует ночное светило «царицей», пишет всегда это слово с большой буквы и стремится на фонетическом уровне стихотворения варьировать те звуки, которые присутствуют в названии этого небесного тела — «л» и «н», что также утрированно вос- производит Северянин: «<em>Л</em>у<em>н</em>а <em>л</em>юбви и <em>н</em>еги жрица», «Твой <em>л</em>у<em>н</em>опев<em>н</em>ый <em>Л</em>ио<em>н</em>е<em>л</em>ь». В качестве примера приведем отрывок из цикла Бальмонта «Восхваление Луны»:

Да не сочтет за <strong>дерзновенье</strong> <strong>Царица </strong><strong> </strong>пышная, <strong>Луна</strong>, Что, веря в яркое <strong>мгновенье</strong>, В безумном сне самозабвенья, <strong>П</strong><strong>о</strong><strong>ет</strong><strong> </strong>ей раб свое <strong>х</strong><strong>в</strong><strong>аленье</strong>, И да звенит его <strong>ст</strong><strong>р</strong><strong>уна</strong>…36

То, что под «лунопевцем Лионелем» подразумевается именно Бальмонт, подтвер- ждается еще тем, что Северянин копирует его излюбленный прием: варьирование двух видов рифм на протяжении всего стихотворения, что является характерным призна- ком жанровой формы ронделя. В данном примере Бальмонт рифмует слова на -нье и -на, а Северянин — на -ель и -ица (-тся). Чтобы прояснить отношение поэта-эгофутуриста к творчеству своего предшествен- ника, можно привести достаточно позднее северянинское стихотворное послание «Баль- монт» (1926), вошедшее в сборник «Медальоны». В этом тексте Северянин характеризует зрелое творчество кумира рубежа XIX–XX веков как чрезмерно экспрессивное, злоупо- требляющее аффектами и разрушившее гармонию его ранней талантливой лирики:

Он в многословье <strong>нестерпимо</strong><strong> </strong><strong>пышен</strong>, Во всем <strong>п</strong><strong>р</strong><strong>еувеличенно-возвышен</strong>, Хрустевший льдинкой в юности поэт.

35 Сто одна поэтесса Серебряного века. СПб., 2000. С. 129. 36 <em>Бальмонт</em><em> </em><em>К.</em><em> </em>Собр. соч. Т. 1. С. 357. <em>125 </em><em>Миф</em><em>о</em><em>логем</em><em>ы </em><em>К</em><em>.</em><em> </em><em>Бальмонт</em><em>а </em><em>в</em><em> </em><em>поэзи</em><em>и</em><em> </em><em>И</em><em>. </em><em> </em><em>Северянина</em>

И сходство внешнее с испанским грандом, И <strong>тв</strong><strong>о</strong><strong>рчество</strong>, <strong>г</strong><strong>лушащее </strong><strong> </strong><strong>ж</strong><strong>аз-</strong><strong>б</strong><strong>андом</strong>, Все — как на солнце выгретый Моэт…37

Скорее всего, и ранее, до эмиграции, творчество Бальмонта также и привлекало, и отталкивало Северянина своей яркостью и одновременно своей «однострунностью», только выражалась эта оценка более завуалированно. Безусловно, Северянин понимал значение открытий Бальмонта для развития русского стиха и его вклад в становление символизма, но это не мешало ему пародировать его мотивы и мифологемы. В проци- тированном тексте упоминаются именно лунные мотивы («легчайший лунный иней») и культ Солнца («Как солнце будем!»),38 которые, видимо, казались автору самыми ха- рактерными и узнаваемыми приметами его поэтического мира и поэтому не только попали в сонет-характеристику, но и ранее неоднократно обыгрывались в завуалиро- ванных пародиях. Помимо уже проанализированного стихотворения «Рондель», над культом Солн- ца и Эго, а также тропической экзотикой своего старшего современника поэт ирони- зирует в другом произведении с тем же названием «Рондель», написанном в том же 1911 году, и снова ему предшествует эпиграф из Мирры Лохвицкой «От Солнца я веду свой древний род!», который повторяется и в первой строке стихотворения:

«<strong>От</strong><strong> </strong><strong>С</strong><strong>о</strong><strong>лнца</strong><strong> </strong><strong>я</strong><strong> </strong><strong>веду</strong><strong> </strong><strong>свой</strong><strong> </strong><strong>д</strong><strong>р</strong><strong>евний</strong><strong> </strong><strong>р</strong><strong>о</strong><strong>д</strong>!» — Сказала доблестная Саба. В <strong>к</strong><strong>р</strong><strong>аю</strong><strong> </strong><strong>б</strong><strong>анана</strong>, <strong>змей</strong><strong> </strong><strong>и</strong><strong> </strong><strong>к</strong><strong>р</strong><strong>а</strong><strong>б</strong><strong>а</strong> Жил впечатлительный народ. <…> <strong>Все</strong><strong>г</strong><strong>да</strong><strong> </strong><strong>венец</strong>! всегда вперед! — Вот лозунг знойного араба. Но в небе грянула гроза бы, Когда бы смел воскликнуть <strong>«к</strong><strong>р</strong><strong>от»</strong>: — <strong>От</strong><strong> </strong><strong>С</strong><strong>о</strong><strong>лнца</strong><strong> </strong><strong>я</strong><strong> </strong><strong>веду</strong><strong> </strong><strong>свой</strong><strong> </strong><strong>р</strong><strong>о</strong><strong>д</strong>!39

То, что объектом этой пародии, нелестно сравниваемым с кротом (в кавычках!), обуреваемым манией величия, является Бальмонт, подтверждается эпиграфом. В творчестве Мирры Лохвицкой ее поэтический роман с Бальмонтом отразился, поми- мо лирики, в сюжете и героях драмы «Вандэлин». Возлюбленный поэтессы стал про- образом прекрасного юноши Гиацинта, которому и принадлежит в драме реплика: «От Солнца я веду свой древний род», — также содержащая прямой намек на мифотворче- ство Бальмонта. Мы видим, что Северянин преломляет в своем стихотворении уже олитературенный Лохвицкой образ поэта-предшественника, сталкивая его возвышен- но-лирическую реализацию в ее творчестве с сатирической в своем собственном. Оче- видно, что пародийность нарастает в этом произведении по сравнению с более ран- ними, «двусмысленными», текстами 1909 года о солнце, переходя почти в сатиру (сравнение с кротом). Северянинское стихотворение «Интродукция» (одно из многих с подобным на- званием) играет с туманностями символистской лирики (было — не было, ты — не ты), бальмонтовским импрессионизмом, излюбленным мотивом тайны, несказанного, а также с пристрастием символистов к лилово-фиолетовой цветовой гамме «иных ми- ров»: <strong>Не</strong><strong> </strong><strong>было</strong>, может быть, <strong>этого</strong>? Может быть, <strong>это</strong><strong> </strong><strong>и</strong><strong> </strong><strong>было</strong>?.. <strong>Т</strong><strong>айна</strong><strong> </strong>пруда <strong>фи</strong><strong>о</strong><strong>лето</strong><strong>в</strong><strong>а</strong>, <strong>Месяц</strong><strong> </strong>— что <strong>с</strong><strong>о</strong><strong>лнце</strong><strong> </strong>без пыла.

37 <em>Северянин</em><em> </em><em>И.</em><em> </em>Полн. собр. соч. С. 974. 38 Там же. С. 1014. 39 <em>Северянин</em><em> </em><em>И.</em><em> </em>Громокипящий кубок… С. 143. <em>126</em><em>Е</em><em>.</em><em> </em><em>В</em><em>.</em><em> </em><em>Кузнецова</em>

<…> Хочется мне ненасытного, <strong>Этого</strong><strong> </strong><strong>т</strong><strong>айного</strong><strong> </strong><em><strong>этого</strong></em><em>… </em><strong>Месяца</strong><strong> </strong><strong>зве</strong><strong>з</strong><strong>дн</strong><strong>о</strong><strong>свитного</strong>! Воды, где глубь <strong>фи</strong><strong>о</strong><strong>лето</strong><strong>в</strong><strong>а</strong>!..40

Символика фиолетового цвета (указание на иной мир, трансцендентное, идеаль- ное бытие), столь важная для символистов, тонко обыгрывается Северяниным.41 Этот эпитет повторяется дважды, и его можно счесть одновременно аллюзией на знамени- тые «фиолетовые руки» Брюсова и на стихотворение Бальмонта «Фиолетовый». Ряд строк этого последнего из названных произведений весьма примечателен: «Но выше — выше, в синеву / Восходит множество <em>фиалок</em>»; «И взор <em>фиал</em><em>к</em><em>овых</em><em> </em>очей / В себе без- донность отражает»; «В лесной пустыне Бытия / Забвенье пью <em>фиалом</em><em> </em>цельным».42 Сравним набор выделенных нами слов со знаменитой строкой Северянина <strong>«</strong>Я выпил грез <em>фиалок</em><em> </em><em>фиал</em><em>к</em><em>овый</em><em> </em><em>фиал</em><strong>»</strong>43 из стихотворения «Фиолетовый транс» (1911) — и мы увидим, что это последовательная квинтэссенция, сгущение фонетико-цветовой символики Бальмонта, представленной в произведении «Фиолетовый». За игрой в фо- нетические сочетания перед нами предстает в гиперболизированном, шаржированном виде декадентская мистическая лирика, увлеченная цветовой символикой и поиском созвучий, выражающих глубинные соответствия бытия. Сохраняется даже порядок слов: «фиалка» — «фиалковый» — «фиал», что говорит о неслучайности подобного совпадения. В контексте поэзии Бальмонта само название стихотворения Северянина «Фио- летовый транс» приобретает пародийное звучание, как и содержание всего произве- дения.44 По сюжету герой мчится на кабриолете «сквозь природу» и вдруг замечает «у ската в водопад» <em>лилию</em>, перед которой и преклоняет в упоении колена. Если при- нять, что «лилия» — это аллюзия на ключевой образ символистской поэзии (в том числе, чрезвычайно важный для Бальмонта), то весь текст Северянина превращается в пародию, объектом которой является мотив поиска трансцендентального, символи- чески выраженного в образе цветка. Отметим, что и на многие свои «поэзоконцерты» Северянин приходил с лилией в руке и «лениво помахивал» ей во время выступ- ления.45 Намеком на скрытую цитату, а значит, и на существование некоего претекста, мож- но счесть написание слова «<em>этого</em>» курсивом в стихотворении «Интродукция». Только перед нами в данном случае, скорее всего, пародийная псевдоцитата, потому что указа- тельное местоимение «этот» мало подходит на роль значимого и достойного цитирова- ния слова-символа, составляющего тайный язык посвященных, коими полагали себя символисты. В любом случае, тавтологическая строка «<strong>Этог</strong><strong>о</strong><strong> </strong>тайного <em><strong>этого</strong></em>» выставля- ет мистицизм символистов и их устремление к запредельному в карикатурном виде. Форма ронделя (не всегда точно выдержанная), как и форма схожего с ним триоле- та, которые были одними из любимых лирических форм Бальмонта, в поэзии Северяни- на почти всегда оказываются связаны с мотивами и образами бальмонтовской лирики, своеобразно преломленными. Северянинские скрытые пародии создаются зачастую именно в этих формах, с комбинациями всего двух видов рифм, одной мужской и одной женской на протяжении всего текста, что может быть намеренной авторской подсказ-

40 <em>Северянин</em><em> </em><em>И.</em><em> </em>Полн. собр. соч. С. 345. 41 Подробнее о символике фиолетового цвета в поэзии модернистов см.: <em>Петрова</em><em> </em><em>Н.</em><em> </em><em>А.</em><em> </em>Фио- летовый, лиловый, сиреневый // Миф–фольклор–литература. Памяти И. В. Зырянова. Пермь, 2008. С. 253–266. 42 <em>Бальмонт</em><em> </em><em>К.</em><em> </em>Собр. соч. Т. 1. С. 753. 43 <em>Северянин</em><em> </em><em>И.</em><em> </em>Полн. собр. соч. С. 56. 44 Н. А. Петрова отмечает, что многочисленные случаи обращения Северянина к фиолето- вому цвету являются «позой» по отношению к поэтике символизма (<em>Петрова</em><em> </em><em>Н.</em><em> </em><em>А.</em><em> </em>Фиолетовый, лиловый, сиреневый. С. 256). 45 См.: <em>Спасский</em><em> </em><em>С.</em><em> </em>Маяковский и его спутники. Л., 1940. С. 26. <em>127</em><em>Миф</em><em>о</em><em>логем</em><em>ы </em><em>К</em><em>.</em><em> </em><em>Бальмонт</em><em>а </em><em>в</em><em> </em><em>поэзи</em><em>и</em><em> </em><em>И</em><em>. </em><em> </em><em>Северянина</em>

кой читателю. Этот формальный признак поэтики Бальмонта спародировал с одним лишь отступлением также Ин. Анненский в стихотворении «Из Бальмонта»:

О белый Вала<strong>ам</strong>, Воспетый скорпионом С кремлевских колокол<strong>ен</strong>, О тайна Далай-Л<strong>ам</strong>, Зачем я здесь, не т<strong>ам</strong>, И так наалкогол<strong>ен</strong>, Что даже плыть невол<strong>ен</strong> По бешеным вал<strong>ам</strong>, О белый Вала<strong>ам</strong>…46

Чрезвычайно важным представляется нам следующее замечание О. Б. Кушли- ной: «Не удивительно, что пародии на Бальмонта в достаточном количестве сочиняли и сами символисты (В. Брюсов, А. Блок, Н. Минский). Их эстетическое чувство раз- дражала <em>вульгаризаци</em><em>я</em><em> </em><em>поэтик</em><em>и</em><em> </em><em>симв</em><em>о</em><em>лизма</em>: <em>навязчивы</em><em>е</em><em> </em><em>а</em><em>л</em><em>литерации</em><em>,</em><em> </em><em>э</em><em>к</em><em>зальти</em><em>- </em><em>рованные</em><em>,</em><em> </em><em>взвинченны</em><em>е</em><em> </em><em>интонации</em><em>,</em><em> </em><em>огру</em><em>б</em><em>лени</em><em>е</em><em> </em><em>и</em><em> </em><em>упрощени</em><em>е</em><em> </em><em>всег</em><em>о</em><em> </em><em>(общег</em><em>о</em><em> </em><em>дл</em><em>я</em><em> </em><em>адеп</em><em>- </em><em>то</em><em>в</em><em> </em><em> </em><em>симв</em><em>о</em><em>лизма</em><em>) </em><em> </em><em>поэтичес</em><em>к</em><em>ог</em><em>о</em><em> к</em><em>ода</em>».47 Если уж в стилистике самого Бальмонта соратники видели «вульгаризацию поэтики символизма», то в творчестве Северя- нина эта тенденция была доведена до своей высшей точки — <em>пародийно</em><em>й</em><em> </em><em>трансфор</em><em>- </em><em>мации</em>. Приведенными примерами не исчерпываются переклички между творчеством двух поэтов. Тем не менее проанализированные тексты позволяют сделать вывод о том, что Северянин не только учился у старшего собрата по перу аллитерации, ассо- нансу, музыкальным повторам, благодаря которым возникал эффект заклинания, и другим риторическим приемам изысканной поэтической речи, но и создавал разные виды пародий на его произведения, прибегая к завуалированному интертекстуально- му цитированию. Если стихотворения «Интродукция», «Дифирамб», «Солнце всегда вдохновенно» и «Вдыхайте солнце» представляют собой скрытые пародии или ирони- ческие стилизации, то два произведения, «Рондель» и «Рондели», — это в большей степени классические пародии, адресат которых указан в эпиграфах. Северянинские мифологемы — хтонические стихийные образы Солнца и Луны — не являются таковыми на самом деле. Это не продолжение или развитие символист- ского поэтического мифа, а его пародийное отражение. У Северянина образы-символы его старших современников лишены, прежде всего, связи с глубинным мировоззрени- ем и верой самого автора в мистический аспект бытия, они не подпитываются, в отли- чие от символистских мифологем, концепцией двоемирия. Архетипы Луны и Солнца становятся у Бальмонта художественным воплощением его мировоззренческой кон- цепции, а в творчестве Северянина — это идиомы, узнаваемые читателем образы- символы из литературного дискурса эпохи, которые подвергаются ироническому пере- осмыслению. Эта оторванность стилистики от мировоззрения была свойственна не только Се- верянину, но и многим другим поэтам-постсимволистам, пришедшим в литературу в период кризиса символизма и работавшим с его наследием. По мнению В. М. Жир- мунского, «…словесные завоевания символизма сохраняются, культивируются и ви- доизменяются для передачи нового душевного настроения, зато душевное настро- ение, породившее эти завоевания, отбрасывается как надоевшее, утомительное и ненужное».48 Чтобы найти свой путь и способствовать тем самым развитию новых поэтических форм, необходимо было переосмыслить предшествующую традицию, которая в это время была представлена достижениями символистов. Как справедливо отмечено К. Г. Исуповым, «в <em>иронически-игровой </em><em> </em><em>поэзии </em><em> </em>Северянина состоялось

46 Цит. по: Русская литература ХХ века в зеркале пародии. С. 60. 47 <em>Кушлина</em><em> </em><em>О.</em><em> </em><em>Б.</em><em> </em>Поэт вышел за папиросами. С. 57. Курсив мой. — <em>Е.</em><em> </em><em>К.</em> 48 <em>Жирмунский</em><em> </em><em>В.</em><em> </em><em>М.</em><em> </em>Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С. 109. <em>128</em><em>Е</em><em>.</em><em> </em><em>В</em><em>.</em><em> </em><em>Кузнецова</em>

<em>самоотрицание</em><em> </em><em>де</em><em>к</em><em>аданса</em><em> </em>не путем прямого присвоения его ценностей, а в театрали- зованном (трагическом по существу) отстраненно-эстрадном изживании его как осо- бого стиля жизни и стиля поэтического мышления».49 Пародийность стала той призмой, сквозь которую были преломлены декадент- ские мотивы в творчестве поэта, принадлежащего уже другому поколению и направле- нию в искусстве. Если бы этого преломления не было, Северянин не смог бы состоять- ся как самостоятельный оригинальный автор. Приемы пародии стали для него незаменимыми помощниками в этом процессе усвоения и трансформации достижений символизма, потому что пародия, по мнению Р. Чамберса, — это «искусство, которое играет с искусством».50 Чужой стиль, растиражированная поэтическая форма, смеше- ние разных пластов языка и дискурсов, иногда обнажение конкретного приема стано- вятся содержанием творчества Северянина и приводят к возникновению двусмыслен- ности. А именно чужой стиль, ставший новым содержанием, по мнению Ю. Тынянова, позволяет определить тот или иной текст как пародийный: «Суть пародии — в механи- зации определенного приема <…> Пародия осуществляет двойную задачу: 1) механи- зацию определенного приема; 2) организацию нового материала, причем этим новым материалом и будет механизированный старый прием».51 Текст, созданный таким спо- собом, играет с читателем и оказывается не тем, чем представляется на первый взгляд: дифирамб и рондель, например, оборачиваются сатирой.52 Вписывается северянин- ское интертекстуальное ироническое цитирование и в теорию пародии, разработан- ную Л. Хатчеон, согласно которой пародирование в литературе ХХ века осуществляет функцию рефлексии литературы над самой собой.53 По мнению Н. А. Богомолова, шаржирование, утрирование и вульгаризация поэ- тики символизма были обусловлены чрезвычайной популярностью этого течения, превратившей его в «литературную моду». А проявился кризис символизма в том, что главные черты стиля мельчали и теряли свое философское наполнение: «Обновление литературных форм на глазах превращалось в поиски заведомых раритетов, жизне- творчество становилось доморощенным ницшеанством или дешевым демонизмом, историко-культурная эрудиция — перебиранием общедоступных терминов и мифоло- гем, а глубинный мистицизм — поверхностными имитациями».54 Но справедливо от- меченные Богомоловым тенденции профанации символизма тем не менее раскрепо- щали сознание творцов и создавали игровую почву для произрастания новых стилей и поэтических форм, в том числе авангардных.55 Отметим, что именно с точки зрения фактора литературной эволюции пародирование так интересовало Тынянова. Итак, на основании проведенного анализа мы не можем считать лунные мотивы и гимны к солнцу в творчестве Северянина его собственным своеобразным мифотворчеством или развитием аналогичных мотивов поэзии Бальмонта. Ощутимая интертекстуальная пародийность данных стихотворений несет в себе точку зрения автора, который с позиции вненаходимости рефлексирует над поэтической традицией и перекодирует ее. Отталкиваясь от поэтики старшего современника, он создает соб- ственный стиль, эклектичность которого скрепляется тотальной авторской иронией. Художественный эффект ряда северянинских стихотворений достигается за счет столкновения разных стилистических кодов или «голосов», в результате чего создаются многоплановые, внутренне напряженные, конфликтные произведения.

49 <em>Исупов</em><em> </em><em>К.</em><em> </em><em>Г</em><em>.</em><em> </em>Историко-бытовые архетипы в творческом поведении Северянина // О Иго- ре Северянине: Тезисы докладов научной конференции. Череповец, 1987. С. 16. Курсив мой. — <em>Е.</em><em> </em><em>К.</em> 50 См.: <em>Chambe</em><em>r</em><em>s</em><em> </em><em>R</em><em>. </em>Parody. The Art that plays with Art. New York, 2010. Перевод мой. — <em>Е</em><em>.</em><em> </em><em>К.</em> 51 <em>Тынянов</em><em> </em><em>Ю.</em><em> </em><em>Н.</em><em> </em>Достоевский и Гоголь (к теории пародии). С. 210. 52 Практика Северянина в плане травестийной интертекстуальной игры оказывается близ- ка поэтике некоторых произведений авторов следующего поколения, тоже перерабатывающих наследие символизма — Б. Поплавского и Б. Пильняка (см., например: <em>Гря</em><em>к</em><em>алова</em><em> </em><em>Н.</em><em> </em><em>Ю.</em><em> </em>Траве- стия и трагедия: Литературные призраки Бориса Поплавского // Грякалова Н. Ю. Человек мо- дерна: Биография — рефлексия — письмо. СПб., 2008. С. 150–181; <em>Силард</em><em> </em><em>Л.</em><em> </em>Масонская утопия в романе Б. Пильняка «Голый год» // Letterature Straniere dell’Universita di Sassari. Sassari, 2000. P. 169–209). 53 <em>Hut</em><em>c</em><em>heon</em><em> </em><em>L.</em><em> </em>A theory of parody: the teachings of twentieth-century art forms. New York, 1985. 54 <em>Богом</em><em>о</em><em>лов</em><em> </em><em>Н.</em><em> </em><em>А.</em><em> </em>Постсимволизм (общие замечания) // Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920-х годов): В 2 кн. М., 2001. Кн. 2. С. 381. 55 По мнению В. Н. Терехиной, «ранний авангард, сосредоточенный на критике существую- щего искусства и формопорождении нового, выражал себя в игровом эпатажном действии», свя- занном в терминах М. М. Бахтина с определенной «карнавализацией сознания» <strong>(</strong><em>Т</em><em>ерехина</em><em> </em><em>В.</em><em> </em><em>Н. </em>Столетие русского футуризма: заметки исследователя // Современное есениноведение. 2015. № 1 (32). С. 27<strong>)</strong>.