Везде
Книжное наследие Кирилло-Белозерского монастыря XV века: новые открытия и новые перспективы
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Книжное наследие Кирилло-Белозерского монастыря XV века: новые открытия и новые перспективы
Аннотация
Код статьи
S013160950004522-8-1
DOI
10.31860/0131-6095-2019-1-5-18
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Буланин Дмитрий Михайлович  
Должность: главный научный сотрудник
Аффилиация:
Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН
Институт истории Санкт-Петербургского государственного университета
Адрес: ,
Выпуск
Номер 1
Страницы
5-18
Аннотация

др.

Ключевые слова
монастырь, рукопись, опись книг, южнославянское влияние, почерк, кодикология, конволют, аллигат, переплет, структура кодекса
Источник финансирования
Работа выполнена при финансовой поддержке Российского Научного Фонда, проект № 16-18-10137.
Классификатор
Получено
26.03.2019
Дата публикации
29.03.2019
Всего подписок
89
Всего просмотров
620
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf
1 © Д. М. БУЛАНИН
2 КНИЖНОЕ НАСЛЕДИЕ КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКОГО МОНАСТЫРЯ XV ВЕКА: НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ И НОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ*
3 Настоящая работа — ни в коем случае не рецензия, хотя она не могла бы появиться на свет без новаторской книги М. А. Шибаева, где автор, отвлекаясь от содержания рукописей Кирилло-Белозерского монастыря, анализирует их как археологический артефакт.1 При всех замечаниях по отдельным положе- ниям книги, неизбежных при столь широком охвате материала, она незамени- ма как первый опыт системного описания кирилловских рукописей. Она по- может нам упорядочить изложение, но все-таки ею не исчерпывается круг вопросов, предлагаемых здесь для обсуждения. Вместе с тем данная моя рабо- та не является и обзором новейших публикаций, касающихся литературной и книжной деятельности, которая концентрировалась вокруг Белозерского монастыря в XV веке. По той хотя бы причине, что номенклатура академиче- ских трудов (не говоря уже о прочих) по выбранному периоду, вышедших за последние десять–двадцать лет, почти необъятна, и наш обзор перерос бы в простой библиографический перечень. Предлагаемые заметки правильнее всего определить как критический анализ самых трудных, на мой взгляд, и са- мых спорных аспектов, связанных с изучением книжной культуры Кириллова монастыря. Трудных и спорных на уровне фактов и на уровне их осмысления. Конечно, в процессе такого анализа мы постараемся решить и другие зада- чи — по достоинству оценить монографию Шибаева, а также назвать главней- шие из номеров историографии, обратившись к которым заинтересованный читатель без труда разыщет неупомянутые здесь книги и статьи. Одновремен- но мы постараемся понять, сколь перспективна дальнейшая разработка эм- пирического материала, находящегося в центре изложения, — рукописей Ки- риллова XV века. Специфика книжной культуры Древней Руси заключается в том, что она была по преимуществу монастырской культурой. С другой стороны, парадок- сальным образом, мы не располагаем достоверными сведениями о существо- вании на территории Руси, в первые четыре столетия после ее крещения, сколько-нибудь значительных объединений иноков (Киево-Печерский мона- стырь проходит по отдельной статье). Есть основания думать, что таковых и не было, что монастырская культура была у нас на первых порах растворена в миру, а начальные робкие попытки институционализации общин черного духовенства связаны с монашеским возрождением XIV века, начавшимся
4 * Работа выполнена при финансовой поддержке Российского Научного Фонда, проект № 16- 18-10137. 1 Шибаев М. А. Рукописи Кирилло-Белозерского монастыря XV века: Историко-кодиколо- гическое исследование. М.; СПб., 2013. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указа- нием номера страницы.
5 6 Д. М. Буланин
6 на Балканах, но докатившимся до нас не ранее эпохи Сергия Радонежского и его учеников. Зато потом, в течение нескольких десятилетий, монастыри с по- разительной быстротой выросли по всей территории Северо-Восточной Руси. Особняком стоит Новгородский архиерейский дом, который не являлся, конеч- но, монастырем, но по культурной ориентации не выбивается из общей моде- ли — равнению на монастырь. Одновременно с монастырями складывались и монастырские библиотеки: таково главное объяснение, почему объем цирку- лировавшей у восточных славян книжной продукции взрывообразно увеличи- вается с началом XV века. Однако на пути к изучению монастырской книжной культуры XV века возникает объективная трудность: распыление с течением времени библиотек большинства тогдашних монастырей, а часто и гибель их книжной казны. Достаточно репрезентативными для этого столетия призна- ются только два книжных собрания, уцелевших до нашего времени с относи- тельно небольшими потерями — Троице-Сергиева и Кирилло-Белозерского монастырей. При этом имеются в виду не только соименные названиям мона- стырей фонды в библиотеках, но и те кодексы из этих обителей, которые по раз- ным причинам и в разное время переместились в другие архивы. Коль скоро целостность средневековой библиотеки зависит от превратно- стей истории, возникает закономерный вопрос: может ли служить сегодня- шняя ценность Троицкого и Кирилловского книжных собраний мерилом ана- логичной их значимости для древности — т. е. для XV века, в первое столетие комплектования обеих коллекций? Таков первый и главный вопрос, который, применительно к Кирилло-Белозерскому монастырю, мы постараемся от- части разъяснить. И еще два вопроса, сформулировав которые мы конкрети- зируем только что поставленный. Поскольку не только внешней формой, но и своим содержанием русское монашеское возрождение конца XIV–XV века обязано было южнославянскому влиянию (в широком смысле слова это влия- ние продолжалось с последних десятилетий XIV до середины XVI века), полез- но задуматься, когда и как оно проявилось в книжной культуре Кириллова монастыря. Поскольку же все явления культуры XV века реализовались в си- ловом поле между двумя центрами притяжения — Москвой и Новгородом, мы вправе оценить кирилловские рукописи с точки зрения их дрейфа в ту или иную сторону. Среди прочих тенденций, в рецепции южнославянского импор- та через Москву или через Новгород. Как было сказано, путеводной нитью нам послужит монография М. А. Шибаева. В свою очередь, Шибаев в своих вы- водах во многом основывается на уникальном документе — первой в исто- рии русской библиографии описи монастырской библиотеки, которая нахо- дится в сборнике Германа Подольного (РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 101/1178) и может быть датирована 1480-ми годами. Опись включает три части — инвентарный перечень из более двухсот номеров и два варианта рос- писи по составу некоторых сборников — в виде «черняка» и беловика, причем второй, охватывающий лишь половину вошедших в «черняк» сборников, од- новременно добавляет описание двух, не учтенных в первом (с. 31–46). Глав- ными приметами рукописей, созданных в монастырских стенах, Шибаев счи- тает две — используемый в них почерк и данные о бумаге (с. 15). К этому, я уверен, нужно добавить третий параметр — внутреннюю структуру кодек- сов, ибо, как выяснилось при их анатомировании, добрая половина кирил- ловских рукописей представляет собой конволюты. Поскольку материал дает такую возможность, будем в дальнейшем соотносить его с конкретными исто- рическими персонами, по возможности не давая при этом воли своей фанта- зии. Конечно, нам удастся сказать лишь о самых из них известных. Разговор о новых открытиях, касающихся старейших кирилловских ру- кописей, естественно будет начать с трудов основателя монастыря Кирилла
7 Книжное наследие Кирилло-Белозерского монастыря XV века 7
8 Белозерского. Отталкиваясь от округленных цифр, которые приводит в своем Житии Кирилла Пахомий Логофет, датой основания его обители традици- онно считали 1397 год. М. С. Серебрякова, а вслед за ней и Шибаев (с. 48–51; здесь же литература вопроса) убедительно доказали, что дату эту следует сдвинуть по меньшей мере на десять лет вперед. Одновременно передвигается и датировка так называемых книг Кирилла Белозерского, существование ко- торых как обособленной группы правильнее вообще считать фикцией, изоб- ретенной два века спустя рьяными поклонниками святого. Действительно, в названной только что описи 1480-х годов рукописи преподобного растворе- ны в общей массе (помечены как «Кириловы» только два номера — с. 40, № 120 и с. 42, № 193), впервые отдельной группой «Чюдотворца Кирила кни- ги», в количестве двенадцати, появляются в описи 1601 года, в более поздних описях число их неуклонно растет.2 В личные книги Кирилла попросту за- числялись те, которые, по разумению его почитателей, считались самыми древними. Поскольку, во-первых, никаких автографов основателя не сохра- нилось, во-вторых, пометы о принадлежности книг святому все поздние, в-третьих, за годы настоятельства Кирилла в монастыре было переписано около трех десятков книг, что в два с лишним раза превышает перечень описи 1601 года (с. 52), — по таковым причинам реконструкция его келейной биб- лиотеки представляется малопродуктивным занятием. Напротив, эти самые три десятка книг дают небезынтересный материал для размышлений о факторе южнославянского влияния на новоучрежденный монастырь и о его связях с главными культурными центрами тогдашней Руси. Достойно внимания, что по меньшей мере три рукописи из числа включаемых в список книг Кирилла (№ 1, 4, 7 по списку Прохорова и Розова), в том числе самая ранняя датированная монастырская книга — Канонник 1407 года, как видно, были изготовлены за пределами обители, которой тогда еще не сущест- вовало. Скорее всего, сам основатель или кто другой из его окружения (напри- мер, Ферапонт) принесли их из Москвы, из Симонова монастыря. Ниточка, связывающая детище Кирилла с Москвой — напрямую или при посредничест- ве Троицкого монастыря, тянется вслед за первым настоятелем и дальше. По палеографическим признакам старшие кирилловские рукописи родственны московским и троицким.3 Если следовать разысканиям Шибаева, собственные книгописные работы в монастыре развернулись не ранее второй половины 1410-х годов. Его выводы подтверждаются орфографией большинства рукопи- сей, разительно отличающейся от восточнославянской орфографии до начала балканского на нее влияния. Хронологический сдвиг в сторону омоложения очень важен, потому что находящиеся в прижизненных сборниках Кирилла новые южнославянские переводы или их фрагменты (Скитский устав, «Гали- ново на Ипократа» и другие статьи «естественно-научного» цикла, и проч.)4 долгое время считались древнейшими их русскими списками. В связи с их пе- редатировкой такой вывод нуждается в проверке. Кроме того, теперь наиболее вероятным представляется, что оригиналами для указанных статей послужи- ли московские рукописи или находившиеся в Москве южнославянские перво- источники текстов. Есть и косвенные тому подтверждения. В сборнике РНБ,
9 2 Прохоров Г. М., Розов Н. Н. Перечень книг Кирилла Белозерского // ТОДРЛ. Л., 1981. Т. 36. С. 353–378 (то же: Преподобный Кирилл Белозерский / Сост. Г. М. Прохоров. СПб., 2011. С. 241–279). 3 Турилов А. А. О времени и месте создания пергаменного «Евангелия Мемнона-книгопис- ца» // Турилов А. А. Межславянские культурные связи эпохи Средневековья и источниковедение истории и культуры славян: Этюды и характеристики. М., 2012. С. 622–624. 4 См. особенно в рукописи: РНБ. Кирилло-Белозерское собр. № XII, — причисляемой к «кни- гам чудотворца» и изданной сейчас целиком: Энциклопедия русского игумена XIV–XV вв.: Сбор- ник преподобного Кирилла Белозерского / Отв. ред. Г. М. Прохоров. СПб., 2003.
10 8 Д. М. Буланин
11 Кирилло-Белозерское собр., № XIII, тоже из числа «книг чудотворца», нахо- дим статью об уставе на Петров пост с прямой отсылкой к южнославянскому оригиналу: «Сия написа с сущего сербьскаго, глаголя из самыа Горы Святыя» (л. 345–348). По-видимому, на этом же этапе в Кирилло-Белозерском мона- стыре оказалась болгарская рукопись «Пандектов» Никона Черногорца, из за- писей в которой следует, что прежде, на рубеже XIV–XV веков, она находилась в Москве (РГБ, ф. 98, собр. Егорова, № 18). Рукопись заполняет вакантное место в инвентарной описи книг Кириллова монастыря 1480-х годов (с. 37, № 57–58). Напротив, вакантным придется оставить место против № 121 ин- вентарной описи, куда Шибаев (с. 40) неправомерно зачисляет болгарско- русскую рукопись РНБ, собр. Погодина, № 1054 (видимо, на основании позд- ней записи о принадлежности монастырю). С годами настоятельства чудотворца связан еще один дискуссионный во- прос — распространенное в историографии утверждение, будто новоучре- жденный монастырь был создан в форме скита, а потом Кирилл Белозерский ввел там общежительный устав со всеми предусмотренными им строгостями.5 Житие Кирилла не раз упоминает о том, как чудотворец радел о соблюдении правил общежития, так что, на первый взгляд, утверждение кажется право- мочным. Но несчастье в том, что в письменном виде этот устав не существует и никогда не существовал. Напротив, в упомянутом уже сборнике из Кирил- ло-Белозерского собр., № XII находится одна из редакций Скитского устава (л. 255–270 об.), положениями которого, надо думать, и руководствовались насельники Белозерской обители. Словосочетание «общее житие», скорее все- го, употреблялось в расширительном смысле, как введение некоего порядка для всех соединившихся в обители иноков. Мне уже приходилось писать, что общежительный устав в его дисциплинарной части вообще входил в обиход русских монастырей медленно и с большими трудностями. И что первый в России устав («Духовная грамота») был составлен Иосифом Волоцким, а 10-я глава его устава содержит ценные сведения о существовавшей на Руси более ранней практике уставного творчества. В преамбуле к этой главе Волоц- кий игумен оправдывается, что он, по примеру древних подвижников, дерз- нул положить на бумагу соответствующие правила, хотя в его время принято было «точию словом наказовати». Есть все основания думать, что «предание» отца-основателя монастыря в Белозерье было устным и подразумевало лишь отдельные положения киновиального распорядка. Но и они нерадиво соблю- дались преемниками Кирилла, порождая внутримонастырские смуты, о кото- рых с красочными подробностями повествует все тот же Иосиф Волоцкий.6 Полагаю, что строгое, в духе современной административной практики, раз- деление монастырей на скиты и киновии модернизирует ситуацию в Древней Руси, по меньшей мере, в хронологических пределах до XVI века. В предыду- щие столетия регламентация церковной жизни была и в целом весьма рас- плывчатой, надо думать, что иноческий быт не составлял исключения. Между тем недоказанное и недоказуемое утверждение о существовавшей будто бы в Кириллове развитой киновии породило в научной литературе целую цепочку рискованных гипотез. Одним из толчков к их генерации по- служила поздняя (XVII век) «Повесть о Нило-Сорском ските».7 Сообщения
12 5 Семячко С. А. Устав преподобного Кирилла Белозерского и его отражение в письменных памятниках // ТОДРЛ. СПб., 2009. Т. 60. С. 450–459. 6 Комментарии к рассказу Иосифа Волоцкого, правда отражающие стереотипы дореволю- ционной историографии, см.: Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устрой- ство до второй четверти XVII в. (1397–1625). СПб., 2006. Т. 2. С. 144–149. 7 Издана: Преподобные Нил Сорский и Иннокентий Комельский. Сочинения / Изд. Г. М. Про- хоров. СПб., 2005. С. 384–398.
13 Книжное наследие Кирилло-Белозерского монастыря XV века 9
14 Повести некритически экстраполируются на ситуацию двухвековой давно- сти. Если, согласно Повести, в ските не занимались наставлением «новона- чальных» иноков, значит, рассуждают специалисты, для их подготовки к по- двигу уже во времена Кирилла должна была действовать киновия; если, по тексту Повести, в Нилов скит не принимали неграмотных, значит, они пре- жде обучались в киновии.8 Последний тезис находится в противоречии с тек- стом Скитского устава, где уделено заслуженное внимание «не умеющим» чи- тать и петь.9 Так что одно из двух: или Скитский устав не является «скитским», или сообщение Повести неприменимо к эпохе белозерского чудотворца. Ска- занное имеет прямое отношение к книжности Кирилло-Белозерского мона- стыря, потому что для киновии предусмотрен определенный набор церков- ных книг. Презумпция существования в Кириллове монастыре общежития, начинающего свою историю с первой четверти XV века, послужила поводом для локализации там: сначала — весьма распространенного в списках «Пре- дания старческого новоначальному иноку» (тем более, есть список, где статья в заглавии атрибутируется белозерскому чудотворцу), затем — возглавляемо- го этой статьей учительного сборника относительно устойчивого состава (ча- сто называемого «Старчество»), наконец, произвольно закрепленной за сбор- ником «Старчество» функции — служить пособием для опытного старца, руководящего новоприбылыми членами киновии.10 Как видим, вся эта пи- рамида гипотез возведена на шатком фундаменте. Если верить Пахомиеву Житию Кирилла, после кончины учредителя, случившейся в конце 1420-х годов, для его обители настали трудные времена. В короткие сроки в лучший мир перешло из братии больше тридцати человек; предполагают, что они стали жертвами морового поветрия. Тем не менее тра- диции монастырского книгописания были уже прочны и не прервались со смертью Кирилла. Назову в этой связи прославленного ученика преподобно- го — святого Мартиниана Белозерского. Правда, вскоре после кончины учи- теля он покинул его обитель, однако же с именем Мартиниана как книгописца связывается целая серия старейших, в том числе пергаменных, рукописей монастыря. Достойно внимания, что именно Мартиниан в своей писцовой записи первым в Белозерском монастыре зашифровал свое имя цифровой тайнописью (РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 19/1096, л. 155 об.). В за- писях позднейших кирилловских книжников это станет традицией, правда, чаще они будут использовать простую литорею (с. 281).11 Нужно понимать, что перед нами не игра и не жеманство, а одно из косвенных свидетельств сакральной природы книги. Тайнопись (чаще всего скрывающая имя — са- мый уязвимый аксессуар человека, но иногда и другие значимые элементы писцовой формулы) служила способом защитить от нечистой силы или сглаза посвященный Богу труд писца. Вообще, будущим исследователям следовало бы обратить внимание на формулы, используемые кирилловскими писцами в колофонах. Некоторые из формул передаются от одного писца к другому по наследству («грубыми и неудобреными алфавиты» — с. 95, 109, 120, 122;
15 8 Семячко С. А. Был ли Нил Сорский составителем сборника «Старчество»? // ТОДРЛ. СПб., 2007. Т. 58. С. 505–512. 9 Белякова Е. В. Устав по рукописи РНБ Погод. 876 // Древняя Русь. М., 2003. № 1 (11). С. 73–78. 10 Семячко С. А. 1) Сборник «Старчество» в Кирилло-Белозерском монастыре // Книжные центры Древней Руси: Кирилло-Белозерский монастырь. СПб., 2008. С. 211–296; 2) Тексты стар- ческой традиции в списках инока Ефросина // Книжные центры Древней Руси: Книжники и ру- кописи Кирилло-Белозерского монастыря. СПб., 2014. С. 124–154. 11 Кажется, до сих пор не обратили внимание на две записи простой литореей в сборнике игумена Игнатия: РНБ. Кирилло-Белозерское собр. № 53/1130. Л. 387 («Слава Богу, сотворшему вся») и 388 («Изволением божественаго разума Х(рист)у глаголати»).
16 10 Д. М. Буланин
17 «грехослужимою десницею» — с. 148, 200, вариант: «рукою грехослужеб- ною» — с. 270), а иные — индивидуальные — могут поспешествовать атрибу- ции конкретной рукописи (см. ниже об Олешке Павлове). С точки зрения выбранных нами критериев (следы южнославянского влияния и принадлежность к новгородской или московской культурной орби- те) из очередного поколения кирилловских книжников наибольший для нас интерес представляют труды старца иеромонаха Серапиона с незаконно при- своенным ему прозвищем Маза12 и Олешки Павлова (Палкина). Сразу же ого- ворюсь, что распределение книжного наследия по нескольким поколениям старцев весьма условно, если учесть присущую кирилловским рукописям тен- денцию распадаться на тетради, кочевавшие из одного кодекса в другой, при- том в значительном хронологическом диапазоне. Следы деятельности обо- их — Серапиона и Олешки — прослеживаются еще при жизни основателя монастыря. Не кто иной, как Серапион, принимал деятельное участие в копи- ровании упоминавшегося уже сборника, столь неловко названного при изда- нии «Энциклопедией русского игумена». Неловко, потому что, по мнению Шибаева, именно Серапион был не только одним из переписчиков рукописи, но и его составителем (с. 79). С другой стороны, случай с этим сборником по- казывает, сколь ненадежно вошедшее сейчас в моду опознание личности ко- пииста по его почерку: четыре исследователя, обращавшиеся за последние годы к пресловутой «Энциклопедии», связывают с работой Серапиона разные фрагменты кодекса (с. 77).13 Серапион, следы руки которого нашли уже в де- сятке рукописных книг, при выборе текстов для копирования не проявлял особенного пристрастия к новым балканским переводам. Зато он сильно пе- реигрывал современных ему писцов в стремлении имитировать тырновскую орфографию (исправно употребляется «юс большой», редуцированные ста- вятся после плавных, присутствует мена «юсов», и др.), так что его письмо по справедливости называют «болгаризированным». Интересны перемещения Серапиона по книжным центрам Древней Руси, которые нашли отражение в кодексах с его участием: начинал он в Кирилловом монастыре, потом пере- брался в Новгородский Лисицкий, где частично переписал Троицкий сбор- ник, № 175, наконец, окончательно обосновался в Троице-Сергиевом, в фонде которого и до сих пор находится больше всего его книг. Благодатную почву для гипотез и догадок предоставили труды Олешки Павлова или Палкина. Книгописная деятельность его тоже началась еще при Кирилле. По особенностям почерка Шибаев (с. 55) признает Олешку перепис- чиком небольшого фрагмента из очень раннего гомилетического сборника (1410-е годы), фигурирующего в древней описи книг монастыря под названи- ем «Маргарит» (РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 116/241, ср. с. 37, № 68). Кроме того, книжник, доживший по крайней мере до 1440-х годов, полно- стью или частично переписал еще пять рукописей. Его участие в работе опре- деляется или по записи с указанием только первого имени (с обязательной формулой «ко краю достиже хартиею и чернилом», отсылающей к 2 Иоан.
18 12 Словами «иеромонах Серапион маза» заканчивается его запись на л. 470 рукописи РГБ, Троице-Сергиево собр., № 175. Далее следует недавно расшифрованная тайнопись, к которой и применено, конечно, последнее слово (от глагола «мазати»). 13 Ср. не совпадающую у трех других палеографов атрибуцию почерка: Гальченко М. Г. Вто- рое южнославянское влияние в древнерусской книжности (Графико-орфографические признаки второго южнославянского влияния и хронология их появления в древнерусских рукописях конца XIV — первой половины XV в.) // Гальченко М. Г. Книжная культура. Книгописание. Надписи на иконах Древней Руси: Избр. работы. М.; СПб., 2001. С. 372, прим. 56; Энциклопедия русского игумена XIV–XV вв. С. 14–15; Левшина Ж. Л. «Болгаризированное» письмо русского книжника первой половины XV века Серапиона и Второе южнославянское влияние // Очерки феодальной России. М.; СПб., 2013. Вып. 16. С. 39–47.
19 Книжное наследие Кирилло-Белозерского монастыря XV века 11
20 1: 12), или по почерку (с. 141–158). Но, помимо этих пяти, существует еще один кодекс — РНБ, собр. Погодина, № 989, который представляет собой апо- граф, воспроизводящий рукопись Олешки и содержащий литургическое со- брание из шестнадцати слов Григория Богослова. На Погодинскую рукопись ученые давно обратили внимание из-за помещенной в ней пространной при- писки, которая тоже скопирована с антиграфа Олешки и рассказывает о слож- ной предыстории памятника. Оказывается, протограф сборника шестнадцати слов некто Кассиан Румянцев принес от «Сербьские земли» в тесно связанный с Кирилловым Спасо-Каменный монастырь. Согласно рассказу Олешки, адап- тацией южнославянского оригинала, который забрал для этого к себе Кирил- ловский настоятель Трифон, занимались два «премудрых» инока, переселив- шихся в обитель на Сиверском озере из Троице-Сергиева монастыря. Перед нами яркий пример отражения в кирилловской книжности балканского влия- ния и одновременно связи этой книжности с обителью Сергия Радонежского. Более того, текстологические разыскания убеждают, что утраченный прото- граф Кассиана Румянцева лежит в основе всей последующей истории сбор- ника Григория Богослова на русской почве.14 Погодинская рукопись обросла уже специальной литературой, авторы ко- торой, правда, не всегда считаются со стереотипами, свойственными припис- кам, вроде находящейся в рассматриваемом памятнике (таково утрированное представление о различиях южнославянской и восточнославянской орфогра- фии). Ко всему прочему, в приписке из Погодинской рукописи Олешка назы- вает себя Палкиным, так что у кого-то возникали даже сомнения в тожде- ственности двух носителей имени Олешка (сомнения неосновательные, потому что в приписке употреблена указанная выше формула со словосочета- нием из Второго послания Иоанна Богослова). Последний толчок к рожде- нию легенды об Олешке Павлове дал еще один источник, в котором фигури- рует его имя. Источник этот — Житие Мартиниана Белозерского, персонажа в истории обители выдающегося: он и ближайший ученик Кирилла, и глав- ный информатор Пахомия Логофета при написании этим последним жития преподобного. Так вот, в Житии Мартиниана повествуется, что, по просьбе Кирилла Белозерского, его юного ученика учил грамоте «человек некий <…>, имя ему Олеше Палков, Алексей Павлов, дияк мирьский. Дело его бея- ше книгы писати и учити ученикы грамотныя хитрости, и зело искусен сый таковому художество деланию».15 Ясно, что речь идет об авторе приписки к Погодинской рукописи, а следовательно (по указанной выше примете), и о писце Олешке. Сомнения возникают по другому поводу: Житие Мартини- ана было составлено только в середине XVI века, и его рассказ об обучении героя, скорее всего, экстраполирует поздние реалии на события полутораве- ковой давности. Тем более что почерк Олешки никак нельзя назвать каллигра- фическим (с. 142). Однако американский славист Р. Романчук, ухватившись за приведенную цитату, изобрел хитроумную, но совершенно фантастиче- скую теорию, согласно которой в годы настоятельства Трифона и под наблю- дением Олешки при монастыре была учреждена школа, где преподавали на- уки тривиума. Пособиями для учащихся, согласно этой теории, служили переводы, которые находятся в рукописях, копированных Олешкой.16 Едва
21 14 Буланин Д. М. Мифологические толкования к словам Григория Богослова и «Шесто- днев» Иоанна Экзарха // ТОДРЛ. Т. 66 (в печати). 15 Преподобный Мартиниан, Белозерский чудотворец / Подг. Е. Э. Шевченко. СПб., 2014. С. 216. 16 Romanchuk R. Byzantine Hermeneutics and Pedagogy in the Russian North: Monks and Masters at the Kirillo-Belozerskii Monastery, 1397–1501. Toronto; Buffalo; London, 2007. P. 128– 174.
22 12 Д. М. Буланин
23 ли есть необходимость доказывать несоответствие этой схемы культурным реалиям Руси в XV веке. Одним из центральных событий в истории монастыря XV века является посещение его Пахомием Сербом, святогорцем, прославленным виртуозом в сочинении текстов по всему спектру жанров церковно-служебной литерату- ры. Составленное им Житие Кирилла Белозерского обычно признается луч- шим из агиографических писаний бывшего афонского старца. Как сообщает- ся в Житии, автора командировали в Белозерскую обитель для сбора сведений о святом великий князь Василий Темный и митрополит Феодосий, а постав- щиком сведений о Кирилле, помимо Мартиниана, был игумен Кассиан. Ком- бинация упоминаемых действующих лиц позволяет датировать поездку 1461 — началом 1462 года, причем труд по составлению Жития едва ли дале- ко отстоит от этих дат. Перед нами выразительный пример московских связей Кириллова монастыря, равно и южнославянского влияния, идущего через Москву и через стоящий на страже московских интересов Троицкий мона- стырь. Последнее, кажется, подкрепляется разысканиями Шибаева, который выявил в составе кирилловской рукописи РНБ, Софийское собр., № 1248 ав- тономную часть (но уже зафиксированную там описью 1480-х годов), содер- жащую одну из редакций Жития Сергия Радонежского в автографе Пахомия Серба (с. 148; здесь же ссылка на издание текста). Водяной знак в тетрадях, содержащих Житие Сергия, датируется началом 1440-х годов, что служит свидетельством непрерывного взаимодействия двух монастырей, но не обяза- тельно предполагает дополнительный визит автора в обитель Кирилла Бело- зерского. По мнению Шибаева (с. 226–232), с которым, правда, не согласен С. Н. Кистерев, почерк Пахомия Логофета опознается также в одном из сбор- ников Ефросина Белозерского — в переписанном ими совместными усилия- ми маленьком цикле афонских легенд (РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 22/1099, л. 273 об. — 283 — часть рукописи, датирующаяся началом 1460-х годов).17 Тогда же, скорее всего, в монастырскую библиотеку попал южнославянский кодекс, названный в древнейшем инвентаре «Соборник сербьской» (с. 39, № 90) и надежно идентифицируемый как рукопись РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 32/1109. Чтобы не нарушить относительную хронологию в череде кирилловских книжников, нам предстоит сказать несколько слов о знаменитом Ефросине Белозерском. Задача эта, прямо скажем, не из легких, потому что с 1961 го- да, когда Я. С. Лурье впервые дал характеристику Ефросину как из ряда вон выходящему литератору и книгописцу, «ефросиновский бум» стал набирать обороты и конца ему пока не просматривается.18 Нужно признать, что ос- новные составляющие мифа о Ефросине уже заложены были Лурье: в частно- сти, преимущественно на сборниках белозерского книжника основана наси- лующая факты теория исследователя об особенном спросе на беллетристику в России XV века («неполезные повести»), далее, его же мнение о религиоз- ном вольномыслии и едва ли не еретических взглядах составителя сборников, наконец, тезис Лурье о политическом фрондерстве Ефросина, причастно- сти его к созданному якобы в Кирилловом монастыре неофициальному своду. Из этой вереницы домыслов порой делается глобальный вывод — о склон- ности всех вообще кирилловских старцев «к идейному экспериментирова-
24 17 Буланин Д. М. Ефросиновская версия Чуда о спасенном отроке в Дохиарском монасты- ре // Русская литература. 2016. № 3. С. 120–135. Тут указаны все «за» и «против» гипотезы об участии в работе Пахомия. 18 Квинтэссенцию своих многолетних размышлений о деятельности Ефросина ученый предложил в кн.: Лурье Я. С. Русские современники Возрождения: Книгописец Ефросин. Дьяк Федор Курицын. Л., 1988. Здесь же см. ссылки на более ранние работы автора.
25 Книжное наследие Кирилло-Белозерского монастыря XV века 13
26 нию».19 Сейчас Ефросин стал едва ли не самым известным литературным деятелем Древней Руси, и наречение его «русским Леонардо да Винчи» (на- звание посвященного его сборникам интернет-ресурса в РНБ) не выглядит уже экстравагантным. Нет такой догадки, касающейся нашего Леонардо, ко- торая бы не получила мгновенно силу закона: будь это прозвище «Требес», которое, не усомнившись, присвоили миниатюристу Ефрему, иллюстриро- вавшему для Ефросина «Александрию»,20 или идея о связи цитируемого (по- видимому, Ефросином) афоризма Александра Македонского с дружинным фольклором.21 В надежде хотя бы отчасти вернуть рассуждения о Ефросине на утраченную ими историческую почву попытаемся выделить не экстра- ординарные черты его книжного наследия, а напротив — те, что роднят это наследие с трудами других древнерусских начетчиков. Прежде всего, обратим внимание, что в книжных трудах Ефросина не так уже мало кодексов традиционного состава, где, даже при большом желании, не найти ни малейших признаков выбивающегося из общего ряда, а потому небезопасного, по меркам XV века, «экспериментирования». Два из них вклю- чены в подробное описание Ефросиновских сборников — это «Торжественник» ГИМ, собр. Уварова, № 894 и РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 53/1130, который легко соотносится с одним из «пяти соборников», упомянутых в опи- си 1480-х годов как бывшая собственность игумена Игнатия (с. 39, № 99– 103).22 Последний случай, между прочим, служит лишним подтверждением, что в описи манускрипты назывались не по имени переписчика (значитель- ную часть сборника Игнатия копировал Ефросин), а по имени владельца. Отсюда следует, что фигурирующие в описи «Ефросиновых три соборникы» (с. 39, № 104–106), об утрате которых скорбят энтузиасты «ефросиноведе- ния», не обязательно содержали его автографы.23 Более того, не исключено, что по частям они благополучно выжили (хотя остаются неопознанными), будучи разделены на тетрадки, влившиеся в состав других кодексов (об этой практике, принятой в Кирилловом монастыре, мы скажем еще пару слов). Зато у нас сохранилось главное — подробнейшая роспись содержания трех сборников, помеченных именем Ефросина, в «черняке» и в беловике все того же библиографического раздела из сборника Германа Подольного. Кажется удивительным, что многочисленные исследователи творчества Ефросина так редко обращаются к этому ценному источнику и никто не пытался создать реконструкцию состава исчезнувших рукописей. Они интересны тем, что все три совершенно традиционны по своему составу, ничем не выдавая «пред- осудительных» интересов их переписчика или владельца. Итак, мы получаем следующую пропорцию: на пять сборников Ефросина, никак не отступающих от стандартов монастырской письменности XV века, приходится всего четыре его сборника (РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 22/1099, 9/1086, 6/1083,
27 19 Плюханова М. Б. «Кипение света»: Русские Одигитрии в литургической поэзии и в исто- рии. СПб., 2016. С. 124. 20 Соловьева И. Д. Книжник и иконописец Ефрем — современник Ефросина // ТОДРЛ. Л., 1989. Т. 42. С. 268–279. Отождествление миниатюриста и никому не известного иконника Ефре- ма Требеса основано лишь на случайном совпадении имен. 21 Бобров А. Г. Китоврас Ефросина Белозерского // ТОДРЛ. СПб., 2017. Т. 65. С. 433. На са- мом деле афоризм взят из «Пчелы» (Семенов В. А. Древняя русская Пчела по пергаменному списку. СПб., 1893. С. 71–72 (Сборник ОРЯС. Т. 54. № 4)). 22 Каган М. Д., Понырко Н. В., Рождественская М. В. Описание сборников XV в. книго- писца Ефросина // ТОДРЛ. Л., 1980. Т. 35. С. 3–300. 23 За указанием на три Ефросиновских сборника опись сообщает: «Да Потребник» (с. 39, № 107). Есть мнение, что в этой записи подразумевается еще одна Ефросиновская рукопись, при- чем думают, что таким образом обозначена книга РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 6/1083. Для наших рассуждений это спорное отождествление не имеет значения, потому что росписи со- держания Потребника в «черняке» и беловике XV века в любом случае не дано.
28 14 Д. М. Буланин
29 11/1088), в которых обычные для четьих кодексов того времени отеческие, учительные, канонические и другие статьи иногда перебиваются уникальны- ми или редкими текстами. Разумеется, эти последние тоже не являются ере- тическими. Оставаясь назидательными в широком смысле слова, они лишь менее однозначно привязаны к духовному подвигу, который составлял глав- ное содержание жизни инока. И все-таки именно эти тексты из четырех ману- скриптов сделали Ефросина знаменитым, а Кириллову монастырю создали репутацию рассадника духовной крамолы. Приметные отличия пяти стан- дартных сборников, с одной стороны, и четырех маркированных, с другой стороны, наводят на мысль, что не вполне стандартные тексты, будучи пред- назначены для индивидуального чтения, сознательно изолировались в спе- циально для того составленные немногочисленные кодексы (в этом отнюдь не конспирологический смысл известной записи Ефросина на л. 235 кодекса № 11/1088: «Сего во зборе не чти, ни многим являй»). Кто же принимал учас- тие в подобной сортировке? — Отвечая на этот вопрос, мы делаем следующий шаг на пути демифологизации личности Ефросина. Еще в первой своей статье о книжнике Лурье высказал резонное предполо- жение, что сборники Ефросина созданы усилиями целой группы книгописцев, и даже употребил по отношению к ним, правда в кавычках, термин «скрипто- рий». Новейшим знатокам трудов книгописца этот термин пришелся не по вку- су, потому что в Кирилловом монастыре не было конвейерного производства книг, их переписывали от случая к случаю (с. 311). В сущности, спор идет о словах. Отрицать местную специфику не приходится, ибо монастырское кни- гописание неизбежно приноравливалось к потребностям конкретной обители. Оно не обязательно предполагает наличие специального помещения, разделе- ние труда, налаженный сбыт и проч., — то, что ассоциируется с западным скрипторием. Процедуру работы монастырских писцов на Руси мы едва ли сможем уверенно реконструировать, но примечательно, что иногда они (в том числе в сборниках Ефросина — см. такие примеры на л. 200 об., 274 об., 475, 499 в № 22/1099, отмеченные на с. 231) сменяют друг друга в пределах одной страницы. Это была коллективная форма монашеского послушания, и наш Леонардо участвовал в нем на равных с прочими. Если копирование богоугод- ных книг (другие на Руси в XV веке отсутствовали по определению) было ча- стью келейного правила, можно себе представить такую картину: пока один инок творит молитву, другой работает пером. Потом они сменяют друг друга. Тем не менее коллективное начало проявилось в процессе возникновения сборников Ефросина преимущественно иным образом (как увидим сейчас, обычным для Кириллова) — через объединение тетрадей или целых комплек- сов тетрадей гетерогенного происхождения. Донорами при этом оказывались рукописи любой эпохи (в том числе расчлененные на более раннем этапе), так что Шибаев фиксирует наличие в составе сборников Ефросина тетрадей, напи- санных еще при жизни Кирилла Белозерского (с. 233, 248). Подбор разно- временных тетрадей для каждой из четырех маркированных рукописей Еф- росина не обязательно совершился в один присест: поскольку знатоки его наследия признают сейчас, что эти четыре рукописи долгое время существова- ли без переплета,24 присовокупление к книжному блоку новых аллигатов не представляло труда. Иногда, по принципу матрешки, созданные прежде конво- люты вставлялись в новое окружение («мультиконволюты» по терминологии Шибаева). Замечу, что разделы в сборниках Ефросина, которые с большим или меньшим основанием атрибутируют его сотоварищам, не столь уже мизерны.
30 24 Новикова О. Л. Кодикологическое изучение сборника Ефросина Кир.-Бел. 22/1099 // Вестник «Альянс-Архео». М.; СПб., 2016. Вып. 16. С. 36.
31 Книжное наследие Кирилло-Белозерского монастыря XV века 15
32 Таковы, например, обширные секции в сборнике № 22/1099, о переписчике которых идет жаркий спор. Спорят С. Н. Кистерев, который считает писцом со- ответствующих листов Игнатия, Кирилловского игумена (1471–1475 годы), и Шибаев, который полагает, что перед нами ранний вариант почерка все того же инока Ефросина (с. 249–258). При этом Кистерев замечает, принимая в рас- чет содержание сборников Игнатия, учтенных в библиографическом разделе рукописи Германа Подольного (в том числе упоминавшегося № 53/1130, над которым трудился и Ефросин), что в 1450-е годы «старец Игнатий мог быть не менее продуктивным переписчиком или даже составителем текстов, чем начи- нающий свою карьеру Ефросин».25 Убедившись, что, во-первых, Ефросин не был ориентирован исключи- тельно на идейную крамолу, а благополучно переписывал и владел сборника- ми традиционного состава, что, во-вторых, четыре его маркированных сбор- ника суть плоды коллективного творчества, мы до некоторой степени лишаем его книжные труды и их автора чудесного элемента. Этот элемент неизбежно сообщался Ефросину как следствие модернизации, когда средневековому на- четчику, пусть даже «русскому современнику Возрождения», силились при- писать совершенно не свойственный русским монахам XV века индивидуа- лизм, — тот самый, который отличал деятелей европейского Ренессанса. Сказанное ничуть не умаляет вклада Ефросина в судьбы древнерусской пись- менности: давно подмечено, что он, в частности, не любил выступать в роли бесстрастного переписчика, создавал собственные редакции памятников, по- падавших к нему в руки. Труды книгописца могут быть отмечены и по тем двум меркам, которые мы выбрали для оценки релевантности книжного на- следия Кирилло-Белозерского монастыря для характеристики эпохи. Имен- но: в рукописи Ефросина сохранился древнейший список «Сербской Алек- сандрии», хотя список и не является родоначальником русской традиции произведения. Переписанную книжником «Повесть о Дракуле», хотя она не является переводом, можно считать продуктом того же влияния, идущего с юго-запада. Южнославянское происхождение других переводных статей, впервые появившихся на Руси в сборниках Ефросина, не столь очевидно. Кроме того: хотя и не может быть строго доказано, но весьма правдоподобно многократно высказывавшееся предположение, что кирилловский книжник побывал в Троицком монастыре или в Москве, причем воспользовался этим случаем, чтобы снять там копии с каких-то текстов. Хотя трудами Ефросина отнюдь не завершается история монастырской библиотеки в XV веке, в наших рассуждениях удобно будет остановиться именно здесь. Дальше многое меняется. Напомню, что 1480-ми годами дати- руется служившая нам путеводителем по библиотеке книжная опись в сбор- нике Германа Подольного. С этого же примерно времени начинаются процес- сы, постепенно модифицировавшие культурные функции русских монастырей (Кириллова среди прочих), их топографию в границах Московского царства и относительную значимость каждого из них. Конечно, я даю себе отчет в том, что, при анонимности древнерусской письменности как общем правиле, руко- писные памятники Белозерской обители, привязанные к имени конкрет- ного книжника или писца, составляют ничтожную часть в общем корпусе монастырских рукописей. Главное же — основой этого корпуса являются переводы, к исследованию которых, можно сказать, почти не приступали. Текстологическое изучение классики византийской церковной литературы в славянских переводах является актуальной задачей применительно к книж- ному наследию Кириллова монастыря, как и в отношении всей древнерусской
33 25 Кистерев С. Н. Лабиринты Ефросина Белозерского. М.; СПб., 2012. С. 217.
34 16 Д. М. Буланин
35 письменности.26 Замечательно, что пробные шаги, сделанные до сих пор в этом направлении, подтверждают правильность выбранных нами маркеров для характеристики эпохи — ориентацию кирилловских книжников на южно- славянские образцы и книжные связи с Москвой и Троицким монастырем. Мы упоминали уже русскую традицию литургического сборника слов Гри- гория Богослова, берущую начало от сербского протографа, занесенного в Бе- лозерье (возможно, через Москву). Наблюдения других показывают, что еще один южнославянский перевод — Стишной Пролог — оформился в Кирилло- ве в особую редакцию, родственную редакции Троице-Сергиева монастыря.27 При всей отрывочности рассмотренного материала, полагаю, что мы вправе сделать несколько небеспочвенных выводов. Книжная культура XV века Кирилло-Белозерского монастыря в рецепции южнославянского на- следия, как и в других аспектах, не обнаруживает какой-либо зависимости от Новгорода. Напротив, монастырская библиотека предстает своего рода фи- лиалом книжного собрания Троицкого монастыря, в свою очередь тесно свя- занного с московской письменностью. В этом нетрудно убедиться, пересмот- рев Троицкие рукописи за первое столетие существования обители Сергия, с одной стороны, и Кирилловские рукописи, а отчасти и названия тамошних книг в описи 1480-х годов (поскольку могут быть расшифрованы ее лаконич- ные сообщения), с другой стороны. Мы убеждаемся, что оба монастырских собрания репрезентативны для первого столетия их существования, что они были в ту эпоху действительно самыми крупными и ценными по составу мо- настырскими книжными коллекциями — и это безотносительно к тому, что по случайному, вообще говоря, стечению обстоятельств они оказались самы- ми объемными также и в современных архивных фондах. Есть даже некото- рые данные для исчисления книжных богатств двух монастырей в абсолют- ном измерении. На л. 80 в сборнике № 6/1083 Ефросин записал: «В Сергиеве монастыре книг 300, а молитвеников 20», по расчетам Шибаева в Кириллове могло быть в то же время примерно 250 книг (с. 18). Если троицкие кодексы давно уже находятся в поле зрения славистов, рукописи Кириллова (возмож- но, из-за отсутствия их научного описания) дождались своих исследовате- лей только в последнее время. Отвечая на вопрос, поставленный в начале этой статьи, констатируем: книжное собрание Белозерской обители, которое еще только начинает осваиваться, даже в пределах XV века обещает приобщить к истории древнерусской письменности много новых фактов. Однако новейшие разработки, касающиеся книжного наследия Кирилло- Белозерского монастыря за XV век, особенно многократно использованная уже в этой статье монография Шибаева, дают пищу и для размышлений более общего характера. Размышлений по поводу специфики обращения с книгой кирилловских старцев, которая выявилась в ходе сплошного кодикологиче- ского разбора монастырских кодексов. Как уже говорилось, одним из диффе- ренциальных признаков книг монастыря оказалось понятие конволюта. Нет сомнений, что в монастырском собрании значительна была доля книг, кото- рые по содержанию своему не поддавались разбивке на мелкие части. Трудно сказать, какие из них переплетались немедленно после завершения работы по копированию, но приходится учитывать наблюдение Шибаева, что большая
36 26 Как и в других случаях, статистика представляет собой псевдоморфоз текстологии. См.: Прохоров Г. М. Келейная исихастская литература (Иоанн Лествичник, Авва Дорофей, Исаак Си- рин, Симеон Новый Богослов, Григорий Синаит) в библиотеке Кирилло-Белозерского монастыря с XIV по XVII в. // Монастырская культура: Восток и Запад. СПб., 1999. С. 44–58. 27 Чистякова М. В. 1) О родстве московской и кирилло-белозерской редакций Стишного Пролога // Slavistica Vilnensis. 2012. № 57. С. 33–44; 2) Новые данные о родстве московской и ки- рилло-белозерской редакций Стишного Пролога (Сентябрь–ноябрь) // Ibid. 2014. № 59. С. 41–54.
37 Книжное наследие Кирилло-Белозерского монастыря XV века 17
38 часть рукописей Кириллова была одета в современные переплеты в 1520– 1530-е годы (с. 15). Другая доля книг, содержание которых не представляло собой неделимого единства, скорее всего, довольно долго лежала в неперепле- тенном виде, и комплектующие таких книг — отдельные тетради или наборы тетрадей — пользовались относительной автономией. Их, по мере надобно- сти, переносили из одного книжного блока в другой, так что выявлено немало кодексов, включающих в свой состав аллигаты, датировка которых разнится на полстолетия и даже больше. Чем же вызвана подобная волатильность, об- наружение которой — наверное, самое сенсационное открытие последних лет, касающееся Белозерского монастыря? Первое приходящее в голову объ- яснение — возможный дефицит квалифицированных писцов или дефицит бумаги, побуждавший разрушать уже переписанные кодексы вместо того, чтобы снять копию с соответствующей статьи, — такое объяснение не пред- ставляется мне убедительным. Никаких сведений о дефиците одного или дру- гого не существует. Правда, по мнению Шибаева, на отсутствие в монастыре больших запасов писчего материала указывает нередкое использование в пре- делах одного кодекса бумаги с десятком разновидностей водяных знаков (с. 219, 311). Это объяснение нельзя признать единственно возможным, коль скоро мы не знаем механизма циркуляции бумаги на Руси XV века. Не исклю- чено ведь, что различные ее партии смешивались еще до поступления в мо- настырь. Мне кажется, нужно искать другие толкования феномену. Стоит обратить внимание, что все манипуляции с тетрадями производились в ту эпоху, на ко- торую пришелся переход к новому писчему материалу — от пергамена к бума- ге. Поскольку в средние века книга имела не только практическое, но и симво- лическое значение, переход этот не мог не отразиться на связанных с книгой ритуалах и запретах. Бумага — менее прочный материал, нежели кожа, а по- тому центростремительные силы в бумажном кодексе, составленном из этого материала, могли обладать и меньшей символической значимостью. Стоит за- думаться и над следующим объяснением. Культура средних веков была строго иерархична, причем стремление к упорядочению космоса на принципе едино- началия распространялось, прежде всего, на все причастные к церкви объек- ты, включая сюда книги. Средневековая библиотека никоим образом не была случайным набором фолиантов, а в содержании каждого из фолиантов всегда усматривается то или иное организующее начало. Для книжника важен был не только смысл отдельно взятого текста, но и взаимное отношение текстов внутри книги. Отсюда начавшиеся буквально на следующий день после изоб- ретения славянской письменности манипуляции с сакральными памятника- ми. Чем-то похожие на пасьянс. Иногда цельные произведения членились на мельчайшие синтагмы, которые потом соединялись в причудливых комбина- циях, образуя «элементарные компиляции» (таков, например, «Княжий из- борник», одним из потомков которого стал Изборник 1076 года). Иногда мани- пуляции производились с более крупными единицами. Брали сочинения Иоанна Златоуста или псевдо-Златоуста — то целиком, то отдельные из них параграфы, то монтаж из таких параграфов, — а потом вся эта масса выстраи- валась в цепочку глав, причем иные из глав довольно далеко отходили от греческого оригинала (таков «Златоструй» в нескольких редакциях). Иногда строительным материалом для подобных компиляций служил целый ком- плекс разбитых на фрагменты источников — такова природа учительного раздела «Мерила Праведного», быть может, и учительных статей Пролога. Позволительно думать, что книжники Кириллова монастыря, многократ- но переносившие тетради из одного непереплетенного блока в другой (воз- можно и расшивая существующие переплеты), подыскивали оптимальную форму организации для той или иной совокупности текстов (календарную,
39 18 Д. М. Буланин
40 тематическую, авторскую и др.). У нас есть уникальный факт, подтверждаю- щий правильность такого предположения об одной из причин перетасовки тетрадей кирилловскими старцами. Это так называемые «ветшаные» минеи Белозерского монастыря. Дело в том, что конец XV — начало XVI века ознаме- нован был в истории главных русских монастырей тем, что они пытались обза- вестись собственными четьими минеями разной степени полноты («Соборник» Нила Сорского,28 Волоколамские минеи). Вероятно, эту тенденцию следует расценивать как позднее эхо все того же южнославянского влияния. В обители Кирилла Белозерского искомой цели достигли весьма оригинальным спосо- бом — на тетради были полностью раздернуты целые рукописи, куски кото- рых впоследствии соединили приблизительно в календарной последователь- ности. От этого книжного «вторсырья» сохранилось семь томов, из них шесть с большим или меньшим успехом имитируют отдельные части годового ком- плекта (РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 16/1255; 19/1258; 30/1107; 17/1256; 48/1125; 18/1257), а в седьмом собраны остатки, которые не под- давались хронологическому приурочению (РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 87/212).29 По кускам, включенным в минеи-конволюты, Шибаев полностью или частично реконструировал шесть исчезнувших как самостоятельные еди- ницы книг-доноров (38–39, 95–96, 164–167, 190–192, 206–207). Исследова- тель относит пересборку данной серии книг — а это беспрецедентный феномен в истории книжного дела!30 — к 1520-м годам. Судя по филиграням книг-доно- ров (середины XV века), смею предполагать, что монтажная работа началась по меньшей мере на несколько десятилетий раньше. Как было сказано, последняя четверть XV века — это уже начало совсем другой эпохи в истории Кириллова, как и других русских монастырей. В том числе в истории монастырской книжности. Именно поэтому мы, не колеб- лясь, опускаем в нашем рассказе о книжном наследии обители Кирилла Бело- зерского труды знаменитого Нила Сорского или его ближайшего ученика, плодовитого книгописца Гурия Тушина. Тем более что деятельность послед- него в основном уже пришлась на следующее столетие. Условным рубежом можно считать 1478 год, когда, если верить источникам, Белозерский мона- стырь посетил Иосиф Волоцкий. Произошедшие изменения не так легко опи- сать, в конечном счете они обусловлены были тем, что за сто лет своего бытия (если считать от учреждения детища Сергия Радонежского) монастыри проч- но вписались в культурный ландшафт Древней Руси и сами от него многое позаимствовали. Главное — настала пора самого интенсивного участия чер- ного духовенства в общественной жизни возвышающегося Московского цар- ства. Что же касается возможных направлений в исследовании книжной культуры Кирилло-Белозерского монастыря новой эпохи, то в числе перво- очередных задач назовем следующую. Как получилось, что Белозерский монастырь, который в области книжной культуры больше пятидесяти лет занимал, рядом с Троицким, лидирующую позицию, уже в первой половине XVI века быстро уступил пальму первенства другим обителям, а со временем и вообще проникся сугубо провинциальным духом?
41 28 Полное издание см.: Соборник Нила Сорского. М., 2000–2004. Ч. 1–3. 29 Шибаев М. А. «Ветшаные» минеи и реконструкция сборников XV в. из библиотеки Ки- рилло-Белозерского монастыря // ТОДРЛ. СПб., 2014. Т. 62. С. 480–496. 30 В качестве ближайшей параллели могу сослаться на кодекс РГБ, Троице-Сергиево собр., № 758, отдельные части которого тоже перекочевали в другие рукописи. В отличие от аналогов из Кириллова, Троицкая рукопись, хотя изрядно ощипанная, уцелела и сама.

Библиография

1. Белякова Е. В. Устав по рукописи РНБ Погод. 876 // Древняя Русь. М., 2003. № 1 (11).

2. Бобров А. Г. Китоврас Ефросина Белозерского // ТОДРЛ. СПб., 2017. Т. 65.

3. Буланин Д. М. Ефросиновская версия Чуда о спасенном отроке в Дохиарском монастыре // Русская литература. 2016. № 3.

4. Гальченко М. Г. Второе южнославянское влияние в древнерусской книжности: (Графико-орфографические признаки второго южнославянского влияния и хронология их появления в древнерусских рукописях конца XIV — первой половины XV в.) // Гальченко М. Г. Книжная культура. Книгописание. Надписи на иконах Древней Руси: Избранные работы. М.; СПб., 2001.

5. Каган М. Д., Понырко Н. В., Рождественская М. В. Описание сборников XV в. книгописца Ефросина // ТОДРЛ. Л., 1980. Т. 35.

6. Кистерев С. Н. Лабиринты Ефросина Белозерского. М.; СПб., 2012.

7. Левшина Ж. Л. «Болгаризированное» письмо русского книжника первой половины XV века Серапиона и Второе южнославянское влияние // Очерки феодальной России. М.; СПб., 2013. Вып. 16.

8. Лурье Я. С. Русские современники Возрождения: Книгописец Ефросин. Дьяк Федор Курицын. Л., 1988.

9. Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти

10. XVII в. (1397–1625). СПб., 2006. Т. 2.

11. Новикова О. Л. Кодикологическое изучение сборника Ефросина Кир.-Бел. 22/1099 // Вестник «Альянс-Архео». М.; СПб., 2016. Вып. 16.

12. Плюханова М. Б. «Кипение света»: Русские Одигитрии в литургической поэзии и в истории. СПб., 2016.

13. Преподобные Нил Сорский и Иннокентий Комельский. Сочинения / Изд. Г. М. Прохоров. СПб., 2005.

14. Преподобный Кирилл Белозерский / Сост. Г. М. Прохоров. СПб., 2011.

15. Преподобный Мартиниан, Белозерский чудотворец / Подг. Е. Э. Шевченко. СПб., 2014.

16. Прохоров Г. М. Келейная исихастская литература (Иоанн Лествичник, Авва Дорофей, Исаак Сирин, Симеон Новый Богослов, Григорий Синаит) в библиотеке Кирилло-Белозерского монастыря с XIV по XVII в. // Монастырская культура: Восток и Запад. СПб., 1999.

17. Прохоров Г. М., Розов Н. Н. Перечень книг Кирилла Белозерского // ТОДРЛ. Л., 1981. Т. 36.

18. Семенов В. А. Древняя русская Пчела по пергаменному списку. СПб., 1893 (Сборник ОРЯС. Т. 54. № 4).

19. Семячко С. А. Был ли Нил Сорский составителем сборника «Старчество»? // ТОДРЛ. СПб., 2007. Т. 58.

20. Семячко С. А. Сборник «Старчество» в Кирилло-Белозерском монастыре // Книжные центры Древней Руси: Кирилло-Белозерский монастырь. СПб., 2008.

21. Семячко С. А. Тексты старческой традиции в списках инока Ефросина // Книжные центры Древней Руси: Книжники и рукописи Кирилло-Белозерского монастыря. СПб., 2014.

22. Семячко С. А. Устав преподобного Кирилла Белозерского и его отражение в письменных памятниках // ТОДРЛ. СПб., 2009. Т. 60.

23. Соборник Нила Сорского. М., 2000–2004. Ч. 1–3.

24. Соловьева И. Д. Книжник и иконописец Ефрем — современник Ефросина // ТОДРЛ. Л., 1989. Т. 42.

25. Турилов А. А. О времени и месте создания пергаменного «Евангелия Мемнона-книгописца» // Турилов А. А. Межславянские культурные связи эпохи Средневековья и источниковедение истории и культуры славян: Этюды и характеристики. М., 2012.

26. Чистякова М. В. Новые данные о родстве московской и кирилло-белозерской редакций Стишного Пролога: (Сентябрь–ноябрь) // Slavistica Vilnensis. 2014. № 59.

27. Чистякова М. В. О родстве московской и кирилло-белозерской редакций Стишного Пролога // Slavistica Vilnensis. 2012. № 57.

28. Шибаев М. А. «Ветшаные» минеи и реконструкция сборников XV в. из библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря // ТОДРЛ. СПб., 2014. Т. 62.

29. Шибаев М. А. Рукописи Кирилло-Белозерского монастыря XV века: Историко-кодикологическое исследование. М.; СПб., 2013.

30. Энциклопедия русского игумена XIV–XV вв.: Сборник преподобного Кирилла Белозерского / Отв. ред. Г. М. Прохоров. СПб., 2003.

31. Romanchuk R. Byzantine Hermeneutics and Pedagogy in the Russian North: Monks and

32. Masters at the Kirillo-Belozerskii Monastery, 1397–1501. Toronto; Buffalo; London, 2007.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести